Чистильщики

— Обедаем в санатории Центробанка, — приступил к обязанностям Артамонов. — Единственное, мне надо на секунду заскочить в военный санаторий, он по соседству. Миссия с отказом, так сказать.

Он отыскал в папке листок, зачитал:

— «Достопочтенные господа. В сие всеоскудевающее и тяжелое время наш возрождающийся приход испытывает острую финансовую нужду, связанную с подготовкой и проведением реставрационных работ в часовне, заложенной в свое время купцом Чистяковым в честь погибшего в Цусимском сражении сына. Прошу вашего содействия в облегчении финансовых тяжб и оказании посильной помощи в благолепном убрании часовни и прихода. С упованием на Господа, Его милость ко всем нам и надеждой на вашу отзывчивость и доброхотство. Священник отец Евгений».

Олег, привыкший в деловых документах к терминологии «исполнить», «надлежит быть», «рекомендую», «срок исполнения», позавидовал стилю письма. Попросил разрешения увидеть церковное послание собственными глазами. Машинально отметил розыскные заморочки: фирменный бланк епархии, банковские реквизиты, печать с крестом вместо герба, роспись, дата — все согласно канцелярским требованиям к письму, запущенному по кругу во все инстанции. Резолюция лесозаводского Ньютона, естественно, в благих тонах и без математических формул, но отрицательная: налоговая полиция сама оскудевает и испытывает острую финансовую нужду в благолепном убранстве своих кабинетов…

— Часовня — она что, в военном санатории? — поинтересовался Олег.

А собственно, чему удивляться: икону нынче разве что в космос не запускают, а так она повсюду — и бывший райком партии освятить, и сауну «новым русским», и в кабинетах членов правительства она…

— О, военный санаторий — это наша давняя легенда, — с охотой поведал капитан о местных достопримечательностях. — До революции в нем размещался мужской монастырь, за стенами которого, говорят, жили разведчики-монахи. Потом, соответственно, вместе с белыми ушли в Маньчжурию. И утащили с собой остатки золота Колчака.

Еще ничего не произошло — машина двигалась в сторону китайской границы, Владимир Ильич поглаживал бородку, а солнце, распластавшись на капоте джипа, пыталось обмануть природу и вернуться под вечер снова на восток. Мимоходом мелькнула лишь местная байка, которых в каждом регионе как комаров в архангельской тайге. Но Олег замер. Из калейдоскопа событий последних дней для него вдруг мгновенно сложилась геометрически правильная и безумно привлекательная фигура. Она еще не устоялась, достаточно было легкого движения, случайного дуновения, чтобы рисунок исчез, разрушился. Но уже становилось ясно: золото Колчака, таинственные монахи, белогвардейские офицеры в Китае, восточные единоборства Трофимова, загадочная косичка — Богданович Юрий Викторович будет щипать травку именно на этом поле!

— Так, лично я для себя все отставляю, — тоном, после которого возражения если и могут приниматься, то не более как из деликатности, сообщил Штурмин. — Пока едем к часовне, к отцу Евгению.

Своеобразие военных городков начинается с того, что автоматические ворота на КПП солдатики толкают вручную. На этот раз хоть и в солдатском бушлате, но вышла старушка. Она бдительно повертела в руках путевой лист, ничего в нем не поняла, но успокоила себя:

— Число сегодняшнее. Проезжайте.

— Вот в этом двухэтажном здании, где между стен выложены из кирпича кресты, и жили те самые таинственные монахи в отдельных кельях, — заделался гидом Артамонов, грузно прильнув к окошку.

— А сейчас там что?

— Процедурные кабинеты, как раз в кельях. Можем посмотреть. А в том отдельном домике жил настоятель. — И сразу, опережая вопрос, перевел стрелку на нынешнее время: — Сейчас, соответственно, апартаменты начальника санатория.

— А особый отдел у них есть? — без особой надежды поинтересовался Штурмин. Когда Ткач в Плесецке дела правит — оно понятно, там космодром и испытательный полигон в одном флаконе. Но контрразведчик в санатории…

— Как же без них! — удивился некомпетентности москвича капитан. — За рекой — граница, а под нами еще всякое подземное хозяйство…

— Что подземное? — вновь взял стойку Олег.

— Ну, монахи оставили здесь целую сеть подземных ходов, некоторые по десять — пятнадцать километров. Белые-то как уходили?

В самом деле, не вертолетами же их вывозили! Но подземные ходы — это уже почти неопровержимое доказательство того, что Стайер решил финишировать здесь. Оно и понятно: заиметь золото Колчака — и зачем перелопачивать прибрежный песок. Но почему Трофимов сам не пошел на раскопки, если держал в руках разгадку тайны? Нет, геральдисты царской России были категорически не правы, когда придумали сыскарям эмблему легавой с глазом. Самый верный символ — это бессчетное количество знаков вопроса…

— А часовня там, — заместитель подвел Олега к заросшей мхом каменной лестнице и указал вверх. — Двести пятьдесят ступенек. А вот у грешников почему-то получается двести пятьдесят две.