Чистильшик

- Да, но не только. В любую секунду кто-то может поступить…

- Понимаю. Будем надеяться, что вы сможете раздавать указания из-за решётки.

- Мартин! - шикнул комендант. - Следи за языком! Ты разговариваешь со взрослыми, - затем обратился к доктору: - Я знаю, вам тяжело, но в этой ситуации вы с Анетой главные подозреваемые, и я не могу поступить иначе. Я должен быть уверен, что до решения дела вы не сможете вмешаться.

Тут я услышал, что дверь в кабинет снова открывается и входит медсестра.

- В чём дело?

- Мы арестованы, - сообщил доктор.

Из-за книги вижу, что девушка испуганно закатывает глаза и делает глубокий вдох, затыкает рот руками. Её круглые глаза наливаются слезами.

- О, Боже! Речь идёт о нашем ребёнке? - она бросается в объятия доктора. – Я знала, что мы не должны были этого делать!

Её спину сотрясают мощные рыдания. Доктор опускает взгляд и молчит. Норберт округляет глаза, Мартин раскрывает рот. Потом они уходят. Доктор впереди, с плачущей медсестрой рядом, провожаемые ошарашенным взглядом коменданта и победоносной улыбкой его младшего коллеги.

В тот же день после обеда по шахте разнеслась весть, какие у нашего доктора и его медсестры хорошие отношения. К обвинению в трёх убийствах, в том числе одного с особой жестокостью, добавилось обвинение в аборте, о чём они должны были признаться после того, как случайно раскрылись перед Анетой. Их посадили в ту же камеру, где пребывал Зефек, чьё тело вытерли и перенесли в часовню.

Охранники прошерстили нашу маленькую идиллическую общину снизу доверху, но, к сожалению, не нашли никаких доказательств, однозначно указывающих на вину этих двоих. Комендант пожалел, что не располагает оборудованием для дактилоскопии или хотя бы компьютером. Единственное, что у него было, это глаза, свои и коллег, а также интеллект и интуиция. И они подсказывали ему, что задержали не тех.

Доктор всё время правдоподобно отнекивался от предъявляемых ему обвинений, прикрывая себя разными алиби. И либо он отличный лжец, либо говорит правду, потому что ни разу в течение трёх дней допросов не попался на нестыковке. Анета в основном ревела и повторяла, что не имеет никакого отношения к убийствам и что ей очень стыдно из-за аборта, который сделала. И что если бы только она могла повернуть время вспять…

Наша небольшая община бурлит, как жидкость в котле на костре. Доктор, который ухаживал за ними всеми, в ком многие находили утешение и опору, оказался хладнокровным убийцей! Не хватило ему убийства двух человек. Ещё и бедного Зефека прикончил, упокой Бог его душу. Боже, что этому бедняге пришлось вытерпеть! А док в это время, как ни в чём не бывало, спал с медсестричкой! С той самой, с которой он сделал ребёнка и которая этого ребёнка из своего чрева выкинула! Тьфу!

Сначала их пытались убедить, что пока не найдут доказательства, говорить не о чем, но народный самосуд беспощаднее всех судов и кодексов, вместе взятых. Мне пришло в голову, что доктору безопаснее оставаться в тюрьме. Потому что если с обвинениями в убийстве можно поспорить, то признание в аборте поставило на нём черту.

- А чё ты его так защищаешь, а? - накинулся на меня Мартин, когда мы с ним сидели за столом и ели завтрак.

Я как раз пытался убедить его, чтобы он не был так уверен в своём мнении и не выносил приговор раньше времени.

- Я его не защищаю. Просто прорабатываю другие варианты. Не буду судить до тех пор, пока не найдём доказательств.

- Нравится доктор, что ли? - спросил он, и в его голосе слышалась нотка злобы.

Подумал.

- Честно? Не-а.

- Не юли! Меня не обманешь, - ответил Мартин, вставая, и я не стал его переубеждать. - Пора начать очередной увлекательный день на работе. Даже в воскресенье не расслабишься.

- Такие времена наступили, - бросил вдогонку.

- Ну… Я поговорил уже, наверное, с каждым в шахте, но ничего. Либо злятся, либо защищаются. Не можем даже найти другого подозреваемого.

- Знаю, имел удовольствие, - я напомнил ему наш вчерашний разговор. Он не был исчерпывающим, душегуба явно нельзя назвать непрофессионалом. Ну, на мой взгляд. Я же полицейский.

Мартин вышел из столовой одним из последних. Я остался один, не считая министранта, ушедшего вскоре после Мартина, неся в руках упакованный завтрак для пастора.

Скоро поп в двери часовни не пройдёт, если и дальше не будет спускаться в столовую, чтобы поесть со своей паствой. А может, мы недостойны смотреть, как он питается?

Я заканчиваю трапезу, ставлю посуду на место и медленным шагом иду на четвёртый уровень, на склад. С сегодняшнего дня я начинаю работать кладовщиком, вместо Карла.

Будет так увлекательно, что я не могу дождаться. Я беру с собой «Преступление и наказание». Действительно захватывающая книга.

Воскресенье. Утро. Канарейки щебечут как сумасшедшие. Настоятель сейчас съест свой завтрак, побудет с мальчиком и пойдёт в часовню стирать с доски номер 1047. Отметит, что прошла тысяча сорок восьмая неделя, и пойдёт готовиться к мессе. На этот раз снова с погребением - Зефека.

5