Чисто научное убийство

К тому же, не могли подсунуть и шипы. Ну хорошо, я еще мог сомневаться, действительно ли не оставлял кейс без присмотра, в конце концов, соображал я в то утро плохо. Но в собственный брючный карман лично я положил новый носовой платок, и никто, кроме меня…

Я вспомнил.

Воспоминание всплыло — это банальное сравнение, но точное: воспоминание именно всплыло на поверхность сознания, сначала появился его кончик, и я ухватился за него, хотя мог бы и отпустить, и тогда воспоминание утонуло бы навсегда или плавало бы где-то под поверхностью сознания, как кит под волнами океана, я видел бы его контуры, не мог бы понять, что меня гнетет, и это было бы еще хуже. Но я позволил всплыть темной массе, и как это обычно бывает, невидимое и нереальное там, в глубине, вытянутое на поверхность оно оказалось четким и однозначным.

Я открываю кейс. Футлярчик с шипами лежит под бумагами. Я открываю крышечку и вытягиваю за тупой конец один из шипов, тот самый, с желтой капелькой. Я достаю из кармана платок, заворачиваю в него шип (на платке остается едва заметное жирное пятнышко) и опускаю платок обратно в карман. Закрываю кейс и…

И иду принимать ванну.

Только ванны мне сейчас нехватало. От одного вида воды, и еще от голоса Рины (почему она так громко говорит по телефону?), мне стало плохо. Голову стянул обруч, а желудок конвульсивно сжался.

Рина уже успела повесить брюки в шкаф, вечно она наводит порядок, не спросясь, нужно теперь копаться в этом барахле… Вот. Конечно, я сначала залез не в тот карман и вытянул ключи от факультетской лаборатории — совсем с памятью стало плохо, я никогда не носил эти ключи в кармане, они могли выпасть и затеряться, а завхоз Амир Датан, прежде чем выдать дубликат, обычно читал длинную нотацию о том, как нужно относиться к собственности, если она принадлежит университету.

Платок лежал в другом кармане, и, когда я его разворачивал, у меня тряслись руки. Может, это все-таки признак паркинсонизма? Ну конечно, у меня началось воспаление мозга со всеми симптомами.

В том числе и сугубо материальными — жирное пятнышко было почти в самой середине платка, там, где я и ожидал его увидеть. Похоже, что, если я на что-то и мог положиться с уверенностью, так это на собственные воспоминания.

Да? Даже тогда, когда воспоминания утверждают, что я воткнул шип в шею бедной женщины, в то время как на самом деле…

Господи, что значит — на самом деле? Что вообще в этом мире происходило на самом деле, а что было вымыслом, подтасовкой, игрой фантазии?

Рина заглянула в кабинет и сказала:

— У Мишки с Далей опять проблема. Никак не решат, какого цвета должны быть стены в детской комнате.

— Пусть сначала обсудят, какого цвета должен быть ребенок, — пробормотал я, закрывая дверцу шкафа. Голову обхватил обруч, желудок — вот дурная привычка! — подпрыгнул, и я опустился в кресло перед компьютером, потому что меня не держали ноги.

— Я вызову скорую, — решительно сказала Рина, — ты уже вторые сутки не в себе. Если это отравление, нужно…

— Ничего не нужно, — сказал я, и не могу утверждать, что сказал это достаточно решительно. — Это не отравление. У меня болит голова. Я устал. Скорая, скажешь тоже… Мне нужно снять боль, и все…

Конечно, если голова будет соображать, я, возможно, и разберусь в этом ребусе, наверняка имевшем решение. Я или не я — вот в чем вопрос.

Этот экстрасенс, как его… Люкимсон, да… утром он легко снял боль, он это умеет. Позвонить… Если бы я еще знал его номер…

Я знал. Утром, временно вернув моей голове способность мыслить, Люкимсон продиктовал свой домашний номер телефона, и я записал его в книжку. Интересно, почему память моя нынче так избирательна — я ведь мог вспомнить этот эпизод раньше и не мучиться; может, он умеет снимать боль и по телефону?

Боже, во что только не начинаешь верить, когда вместо мозга соображаешь желудком, а голова пухнет от голода…

* * *

— Амнуэль? — спросил Люкимсон. — Какой Амнуэль?

— Историк. Днем сегодня вы сняли мне головную боль. В университете…

Молчание.

— В библиотеке, вы, должно быть, забыли…

— На память не жалуюсь, — буркнул Люкимсон. — Слушаю вас.

— Я хочу сказать, что у меня очень сильная…

— Да помолчите вы, наконец! Я же сказал, что слушаю вас.

Вконец сбитый с толку, я замолчал и минуту-другую телефонный кабель переносил лишь дыхание абонентов. Он что, Чумака из себя разыгрывает? Напрасно я позвонил к нему, вот уж действительно, дошел до ручки.

— Голова у вас сейчас пройдет, — уверенно заявил Люкимсон, — но есть другие проблемы, это я еще утром понял, но не хотел вмешиваться.

— Какие — другие? — спросил я, внутренне похолодев: может, этот шарлатан и мысли читать умеет?

— Вам лучше знать, — уклончиво отозвался экстрасенс. — Думаю, лучше бы вам подъехать ко мне. Запишите адрес.

Продиктовав, он положил трубку, не дождавшись моего согласия.

— Ты куда? — подозрительно спросила Рина, когда я полез в шкаф за брюками. — С ума сошел? Только что ты головы поднять не мог.