Чисто русское убийство

Колоть, впрочем, не пришлось. Слава был умным мальчиком и понял, что на крючке, сразу после звонка Прищепкина. Но драпать, кажется, и не собирался. Попросил оформить чистосердечное признание… Вся следственная группа испытала такой каскад ощущений… Словно за шиворот им вылили по ковшу ледяной воды, будто стали свидетелями приземления на заводском дворе «Вымпела» НЛО, познакомились с говорящей собакой, распевающим попсовые шлягеры филином. Искали, блин, искали, на чеченцев уж собрались бочку катить. Шутка ли — гора убитых, самоубийство генерала, превращенная в головешки дактилоскопическая лаборатория, загубленная на корню свежая политическая партия — и все из под «легкой» руки–лапки какого–то, извините, кролика!!! Субтильного интеллектуала–очкарика, которого никак нельзя причислить ни к врагам Петра Олеговича, ни к его конкурентам… Более того, близкого родственника Петра Олеговича, кровного, любимого родственника!!! Бред, бред и еще раз бред! Однако бред, оказавшийся чистейшей правдой!

— Четырех человек, считая охранников, грохнул, так или иначе пожизненное дадут, — криво ухмыльнулся, пришедший в себя первым, Фоминцев.

— Я совершил страшный грех, убил человека, заменившего мне отца, которого искренне любил больше всех в жизни. Убил охранников. В этом и хочу чистосердечно признаться. А наказание меня уже не пугает…

Как и в прежние годы, Слава хотел сделать сюрприз приемным родителям и нагрянуть без предупреждения. Он знал, что с пятницы на субботу Петр Олегович будет на даче с ближайшими компаньонами по бизнесу, соратниками по создаваемой партии. (Честно говоря, Ольгу Генриховну он тоже любил, но гораздо меньше, поэтому сюрприз готовил для приемного отца.) Джулия любила Петра Олеговича гораздо больше, глубоко и страстно, однако Слава почему–то считал — по наивности, книжник ведь, — что исключительно как родственника, ни в коей мере как мужчину своей мечты. Однако по дороге из Москвы в Киселевград Джулия призналась Славе в своих чувствах. По этой причине сильно повздорили, и Джулия сказала Славе все, что о нем думала. До Киселевграда добрались поздно вечером, Слава отказался брать с собой Джулию на дачу к Петру Олеговичу и снял ей номер в гостинице.

Пустое занятие — попробовать передать на бумаге все те чувства, которые переживал Слава по дороге на дачу. Ведь как только Джулия его не обзывала! Слизняк, бросила в лицо, ничтожество! Слава любил Джулию, ведь та была коренной американкой, а страна, способная объявить импичмент президенту за такую ерунду, как измена жене, внушала ему священный трепет. Это великая страна, абсолютно здоровая и морально, и физически! В конце концов Штаты проглотят весь мир, и у них есть на то священное право! В общем, Слава полюбил Джулию такой любовью, какая иногда воспламеняет папуаса по отношению к белой женщине. Как любят двуногих человеческих особей, надеясь получить покровительство, бездомные собаки. Слава сгорал от ревности, Слава спешил к дядюшке, чтобы получить уверение, что между ним и Джулией ничего не было. Он жаждал также получить толкование возникшей ситуации, каковой бы та ни оказалась, то есть при любом раскладе, получить разумный совет, как вести себя по отношению к Джулии впредь. Разумеется, Славе также не терпелось припасть к широкой груди Петра Олеговича, крепко его обнять. Да, припасть и обнять, он не оговорился. Ревность ревностью, но любовь к приемному отцу, преклонение перед ним остались незыблемыми.

Слава подъехал к даче. Светилось только одно окно — спальни Петра Олеговича. Ну конечно, охранников отправил спать, сам корпит над документами.

Слава знал на даче все ходы и выходы, отлично ориентировался в темноте. Взял лестницу, которая, как обычно, стояла прислоненная к стене бани, понес к дому.

— Стоять на месте! — вдруг услышал окрик за спиной.

— Свои, — ответил Слава, узнав голос Сереги Тищенко. «Бдит, молодец!» — подумал Слава, решив замолвить за него словечко дядюшке.

Они обнялись, Слава сунул Сереге специально привезенный для него «Паркер». Поэт!

— А где машина?

— Оставил на дороге, чтобы шумом мотора не выдала. Хочу сделать Петру Олеговичу сюрприз.

— Давай–давай, как раз тебя вечером вспоминал.

Сергей отступил в темноту двора, Слава полез верх по ступенькам.

Родственники долго тискали друг друга в объятиях. Петр Олегович воспользовался ситуацией и налил племяннику «мироновки». Неужели за встречу выпить откажется? Не имеет права! Выпили. Всего–то по стопочке, но для Славы стопочка — все равно что другому литр.

— Ну, теперь рассказывай, как ты там жил? Как развиваются отношения с Джулией? Уже познакомился с ее родителями? Согласятся на переезд дочери в Россию?

И Слава, не кривя, душой рассказал все, что думает относительно Штатов, перспектив России. Признался, что решил–таки отказываться от российского гражданства. И Джулия здесь ни при чем. Из принципа откажется, потому что ненавидит эту страну, — можно ведь и двойное гражданство иметь. Рассказал и о резко переменившемся к нему отношении Джулии, о своих подозрениях в измене.