Чисто семейное убийство

— Девочки, извините. — Я просто сочла своим долгом вмешаться, потому что любопытство и профессиональный долг смешались во мне и требовали выхода. — Так это ты, Ирочка, убила Федора? Я что-то не поняла. Или недослышала?

— Сначала она убила меня, — отрешенно, но довольно громко для давно мертвой женщины сказала Катя. — Она отбила его, прибрала к рукам. Но не удержала. — Катина усмешка была такой горькой, что даже бабушка приподнялась на локте, чтобы взглянуть. — Федор вернулся! Вернулся!

У этих сестер Клименко было явно какое-то психическое отклонение: та смеялась, эта вот-вот собиралась заплакать.

— Я не делюсь своим. — Ира блеснула маленькими глазками. Хорошо, что Тошкин в это время впал в ступор и делал вид, что он не на работе. — Я никогда не делюсь своим. Я его предупредила, что убью, если он сбежит с тобой. Он не поверил и сам, понимаешь, сам дал мне этот пистолет. Дальше было дело техники. Он умер, я замуровала его в стену… В эту самую стену, где заложили дверь. Здесь и тогда шел ремонт.

— Я слышала в квартире ваши голоса, — тихо сказала Катя. — Я видела тебя, Ирочка.

— А я видел тебя, Катя, — облегченно вздохнул Лойола, который, кажется, все эти восемь лет спокойно прожил с как бы убийцей своего друга.

Похоже, на нескольких семейных улицах все же намечался праздник.

Помогая бабушке подняться, я начала кое-что соображать. Когда Пономарев своей волей разбил стену и добрая соседка позвонила хозяевам, Ира уже получила глупое детское письмо. Для многих шутка — для нее угроза. Труп в квартире, обнародованный ремонтником, мог стать веским аргументом шантажиста. Ира поехала и убила маляра. И аккуратно заложила разбитую им стену. Потом помыла руки шампунем из журнала, но в спешке забыла и пакетик, и дорогую ее сердцу печатную продукцию. Все это забрала хозяйственная Валентина Сидоровна, посланная Мишей для проверки ремонтных работ. Догадалась ли она? Во всяком случае, о пребывании в квартире женщины могла догадаться. Но у страха глаза велики. Ира подумала, что Онуфриева и была автором того самого проклятого письма, так зачем оставлять опасного свидетеля?

— Ребята, а Лариса умерла сама или ты убрала ее тоже? Ведь она могла тебя видеть.

— Да, могла. — Ира деловито кивнула и склонилась над останками Федора. — Ну что, друг, доигрался? Как тебе этот воздух? Как тебе эти бабы?

Кажется, наша родственница решила сымитировать внезапное помешательство, но я не могла позволить себе помутнение ее рассудка до тех пор, пока не узнала о прискорбной судьбе Луизианы.

— Эй, подожди! — Я похлопала Иру по плечу и тем самым отвлекла ее от мертвого Федора. — А учительницу зачем? Чтобы не платить?

Спинным мозгом я почувствовала, как напрягся Тошкин. Для него этот вопрос все еще был принципиальным. Он в меня верил.

— Это был ее журнал. Она очень возмущалась, что я воспользовалась «Эльсевом». Грозила жаловаться влиятельным людям. А я этого не люблю, — гордо усмехнулась Ира, не поворачивая головы. — Заплатила я ей, между прочим, за месяц вперед, так что не надо делать из меня монстра…

Действительно, нельзя же так не любить людей. Не все бывают щедрыми, но хранить пережаренное масло — это одно, а нерационально грохать уже оплаченного педагога — совершенно другое.

— Ты нормальный человек? — вдруг подал голос Миша.

— Вполне, — сказала Ира. — Никто ничего не докажет. А если ты считаешь нужным, могу немного свихнуться. Только на наши с Феденькой деньги на Кипре можешь тогда не рассчитывать.

По лицу Миши пробежали тени. Первая — от калькулятора, он считал, сколько может потерять в случае отказа поддерживать жену. Вторая была хрупкой и неубедительной — моральный аспект интересовал его мало.

— Будем думать, — отвернувшись, сказал он.

— Володя, значит, он не вернется? — спокойно спросила Дина, которую уж точно надо было везти в больницу. Она была такая тихая, такая белая, что вот-вот могла упасть на освобожденное бабушкой место. — Значит, он не вернется? Никогда?

— Зато вернется Гена, — вдруг ни с того ни с сего заплакала Людочка. — А ко мне такой американец приезжает… Такой… С самыми серьезными намерениями. Ему и внешность моя нравится, и характер, и письма… и все… Я ради него готова была отказаться даже от квартиры на Патриарших.

— Ну кто тебе поверит? — спросила Ира, спокойно поправляя челку. — Кто тебе поверит, а, прокуратура? — Она вдруг лихо подмигнула моему мужу.

— А идите-ка вы все отсюда! — грозно и зло распорядился он. — Надя, все, что могла, ты уже совершила, забирай бабушку, Яшу и детей с улицы и давайте. Я буду вызывать оперативную группу, криминалиста, эксперта. Все!

…Домой он вернулся поздно вечером, вместе с Геной и Сережей Кривенцовыми. Стараясь не смотреть мне в глаза, заискивающе спросил:

— Можно они немного у нас поживут? К Люде приезжает американец. Гена не хочет портить ей жизнь.

Я уже было открыла рот, чтобы напомнить Тошкину метраж нашей квартиры, но тут вмешался нахлебник Яша и противным голосом заявил:

— Наша Надя никогда не позволит себе выгнать человека на улицу.

— Ладно, — устало согласилась я, — только спать они будут с тобой и с бабушкой.