Чисто семейное убийство

— Не надо, Надя. Не надо так. Ты же обещала, — снова заныл Тошкин, решивший взять меня измором.

Если и дальше он подобным образом будет прививать мне любовь к своим родственникам, я придумаю какую-нибудь антисемейную вакцину и уж с ней-то точно войду в историю.

Я снова ударила по двери, и она волшебным образом отворилась. На пороге стояла очаровательная женщина, которой для леди не хватало происхождения, а для дамы — умения царственно носить не Бог весть какую улыбку.

— Проходите, — сказала она. — Миша там оперу слушает.

— Мы поняли. Я Надя. С Тошкиным вы уже знакомы. А моя дочь представится сама.

— А тут есть дети? — скромно потупившись, спросила Аня.

— А как же, Катя и Даша, только они не очень большие, — расцвела Мишина женщина, не удостоившая меня своим именем. — Да вы проходите, у нас тут все по-простому.

Лично я об этом догадалась еще на улице. Занавески подсказали. И не обманули. Зеленый ковролин мрачно гармонировал с серо-синими обоями, розовым потолком и ткаными, не иначе ручной работы персидскими коврами, что висели на стенах прямо в коридоре. По-простому выглядели и массивные позолоченные ручки дубовых дверей, алебастровая лепка на потолке и небольшая хрустальная люстра, достойная Большого театра, что надменно дребезжала всякий раз, когда стереосистема начинала выдавать басы. Как говорит моя мама, это была та простота, что хуже воровства.

— А бабушка? — спросил Тошкин, затравленно оглядываясь по сторонам.

— Выехала, — отчеканила женщина, продолжая держать нас на пороге.

Бедный Тошкин расправил плечи и оживился. Интересно, какие такие рассказики читала ему на ночь эта бабушка, что мальчик до сих пор вздрагивает при упоминании ее имени?

— Кстати. — Девица повернулась ко мне, приближая вплотную к моему лицу следы собственной угревой сыпи. — Меня зовут Ира.

Она гордо тряхнула густыми, выкрашенными узором волосами, обильно посыпанными не то перхотью, не то личинками вшей. Мне она не понравилась.

Я ей, разумеется, тоже, потому что «высока, стройна, бела и умом, и всем взяла». Всем — это в данном случае Тошкиным, который не повышал мой культурный уровень посредством приближающейся глухоты от Лучано Паваротти. Ира измерила меня прохладным взглядом кассирши из сельского продмага и приложила неплохо обработанный палец к губам:

— Т-с-с, проходите на кухню. Миша дослушает и выйдет. Не будем ему мешать.

— Отчего бы и нам не послушать? — мило улыбаясь, спросила я. — Очень люблю диско…

— Музыка для Миши… — тут Ира закатила глаза к лепному амурчику, что провисал над раковиной, — интимнее, чем секс. Он любит это делать в одиночестве.

— Секс тоже? — спросила я исключительно для того, чтобы не показаться хозяйке букой.

Чтобы прервать светскую беседу, Тошкин наступил мне на ногу. Ира норовисто фыркнула и оставила нас для выяснения отношений в стиле экспресс.

— Это она — твоя родственница? — спросила я, чтобы знать врага в лицо; Тошкин мотнул головой и обиженно засопел: мол, как я могла подумать, что эта лошадка Пржевальского может быть родственницей чистокровного рысака. — Меломан Миша? Дети? — наконец догадалась я. Конечно дети. Они не виноваты, что их мама разошлась с их папой и нагрузила отчимом в виде фанатика классической оперы. Я в этом смысле была куда осторожнее и разборчивее, если не считать кое-каких пустячков.

— Не дети! — огрызнулся Тошкин и понял, что нужно сдаваться. — Мои родственники прибудут сюда позже. Просто было удобнее собраться здесь. У сестры жены моего троюродного племянника, твоего редактора Володи. Если хочешь, у партнера моего двоюродного брата по материнской линии.

— У сестры жены кого? Лойолы? Ты притащил меня в логово зверя голой?

Тошкин дернулся как от удара и посмотрел на меня внимательно. У него все еще сохранилась дурная привычка принимать каждое мое слово на веру. Убедившись, что все причинные места, кроме головы, на мне прикрыты, он облегченно вздохнул и засмеялся. А я убедилась, что со временем из него получится хороший муж: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.

— Разобрались? — Ира с ехидной улыбкой заглянула в кухню и соизволила предложить нам кофе, запах которого вызывает во мне всякие славянофильские начала.

— А где бабушка? — нежно осведомилась я.

— Сейчас будет!

Ира нервно дернулась и вдруг попала в тишину. Впрочем, мы попали в нее все. Это штука оказалась действительно сильнее «Божественной комедии» Данте. То, что за ней последовало, — тоже. На пороге кухне стоял типаж, от которого в самые младенческие годы я выпадала из коляски. Если смуглую кожу на его щеках обезобразить отвратительным шрамом, на благородно очерченную верхнюю губу нацепить немыслимо тонкие усики, а зеленые раскосые глаза чуть резче подтянуть к ушам, то он стал бы похож на Жофрея де Пейрака, Ретта Батлера и Чингисхана одновременно. Впрочем, красоту ничем не испортишь. Это я знала по себе.

— Миша, — сказал он, явив в довершение еще и ямочки.

Это меня добило и насторожило.

Не удержалась и громким внутренним голосом скомандовала себе: «Не влюбляться». Немного подумала и добавила: «Ну, если, конечно, он сам…»

— Надя.