Чисто женская логика

Оказаться на высоте третьего этажа во вздрагивающей, раскачивающейся люльке было страшновато, но Касатонова, вцепившись пальцами в перемазанные известью перила, молча переносила охвативший ее ужас. Люлька медленно приближалась к стене дома и в эти мгновения Касатонова больше всего опасалась, что неустойчивое сооружение выйдет из мухинского повиновения и она вместе с этой железной клеткой ввалится в чью-нибудь квартиру.

Но все обошлось.

Видимо, Мухин был достаточно опытным водителем и люлька приблизилась к нужному окну осторожно, даже с некоторым изяществом. С трудом оторвав пальцы от перил, Касатонова приникла к окну, приложила ладошки к вискам, чтобы лучше рассмотреть внутренность квартиры. И действительно — не прошло и минуты, как она уже махала рукой водителю, умоляя поскорее опустить ее на землю.

— Все в порядке? — спросил он.

— Не представляю, как можно работать в этой железке! Неужели из нее никто еще не вываливался?

— Случалось, — протянул водитель. — Всяко случалось.

Деньги он взял с неуловимым достоинством, не глядя, сунул в карман брезентовой куртки и, прощально махнув рукой, начал заводить люльку на штанги, закреплять ее, чтоб не болталась при езде.

— Спасибо! — крикнула Касатонова.

— Если еще куда захочется заглянуть — обращайтесь! Выручим.

— Обращусь! До скорой встречи!

* * *

К следователю Убахтину Касатонова вошла, когда допрос приглашенных с мебельной фабрики уже начался. В кабинете, напротив следовательского стола, сидели в ряд балмасовский заместитель Цокоцкий, главный бухгалтер Хромов и начальник отдела снабжения Рыбкин.

— Разрешите, Юрий Михайлови-и-ич? — пропела Касатонова, появившись не пороге.

— Входите Екатерина Сергеевна. Давно вас ждем.

— Я выполняла ваше задание, — сказала Касатонова. — Поэтому немного задержалась.

— Выполнили? — Убахтин сразу включился в игру.

— Есть некоторые подробности, но в общем... Все в порядке. Наши подозрения подтвердились.

— Да? — удивился следователь. — Он не был готов к столь отчаянной игре. — Ну, тем лучше. Присаживайтесь, мы продолжим. Тем более, что взаимопонимание у нас наладилось, да? — повернулся он к сидящим перед ним мужчинам.

Цокоцкий был наряден, румян, уверен в себе. Сидел чуть вразвалку, забросив ногу на ногу, играл зажигалкой, изготовленной в виде винтовочного патрона. Бухгалтер Хромов был в точности такой, каким и положено быть бухгалтеру — лысоватый, с зализанными назад жидкими волосенками, торчащим вперед достаточно массивным носом. И сидел он как бы пребывая в какой-то зависимости — подавшись вперед, чтобы получше уловить вопрос и тут же, не задумываясь, ответить на него быстро и полно. Это должно убеждать следователя в искренности его, в бесхитростности и полнейшей открытости. Начальник отдела снабжения Рыбкин был насторожен, на вопросы откликался как-то нервно, даже на те, которые относились совсем даже не к нему. Видимо, сам вызов к следователю заставлял его напрягаться, чтобы ответить и убедительно, и неуязвимо.

— Значит, вы утверждаете, что со смертью Балмасова дела на фабрике не пошли хуже? Предприятие не развалилось? — спросил Убахтин, не обращаясь ни к кому отдельно.

— Дела пошли лучше, — первым успел ответить Хромов. — Это видно даже по тем налогам, которые мы заплатили.

— Неужели смерть генерального директора так быстро и так благотворно повлияла на экономические показатели? — усмехнулся Убахтин.

— Перемены к лучшему зрели давно, они накапливались несколько месяцев.

Просто уход Балмасова совпал по времени с результатами, которые неизбежно должны были прийти, — веско сказал Цокоцкий.

— Можно мне? — как школьник поднял руку Рыбкин.

— Конечно, говорите, — разрешил Убахтин.

— Леонид Валентинович скромничает, говоря что все происшедшее результат давней нашей работы. В последние дни мы ужесточили наши отношения с поставщиками, с реализаторами, оптовиками, затребовали ранее невыплаченные долги и так далее. Собственно, это даже не ужесточение, а установление отношений обязательных и ответственных. О покойниках не принято говорить плохо, но уж коли мы оказались в кабинете следователя, то не будет большим грехом сказать, что Балмасов не только руководил, но и изрядно мешал работе.

— Чем? — спросил Убахтин.

— Капризность, своенравность, желание поступить по-своему невзирая на производственные обстоятельства. Все это было. Да, он учредитель, да, благодаря ему возникло наше предприятие... Но он же достаточно успешно мешал общей работе, — Рыбкин вынул платок и вытер вспотевший лоб. Видимо, столь длинная речь не далась ему легко.

— Я слышал, что и главный бухгалтер не оставался в стороне? Подписанные вами бумаги нанесли немалый ущерб предприятию, это так? — обратился Убахтин к Хромову.

— Подписанные мною бумаги нанесли ущерб не только предприятию, но и мне лично! — с неожиданной твердостью сказал бухгалтер. — Со всеми своими сбережениями я взлетел в трубу. Благодаря Балмасову. И у меня есть несколько его записок, которые подтвердят мою правоту.

— Вы не слишком сожалеете о его смерти?