4 апреля 2008 года в адрес резидента Специальной службы внешней разведки Грузии на Северном Кавказе по каналу спутниковой связи была отправлена радиограмма.
Глава 10
Конец марта и начало апреля 2008 года в Северной Осетии выдались необычайно холодными. Зима никак не хотела уступать место весне и по ночам продолжала упорно посыпать землю колючей снежной крупой. 3 апреля подул теплый юго-западный ветер, к полудню небо очистилось от облаков, и солнце, до этого не баловавшее теплом природу, принялось стремительно наверстывать упущенное. Через двое суток на южных склонах гор черной паутиной проступили оттаявшие тропы, и по ним, весело журча, устремились в долины бурные ручьи. Реки освободились от ледяного панциря, а берега покрылись золотистой пеленой распустившейся вербы. К полудню 5 апреля весна стала полновластной хозяйкой и во Владикавказе. Дождь, прошедший ранним утром, смыл с улиц города прошлогодние листья, а вместе с ними последние следы зимы. И только в темных подворотнях она напоминала о себе жалкими кучками снега.
Этот стремительный приход весны не радовал резидента Шота — Херладзе. Радиограмма от Джапаридзе не только говорила, она буквально кричала: так, как ты работаешь, дальше нельзя! В Тбилиси в руководстве разведки устали ждать, когда он перейдет к активным действиям — укомплектует резидентуру, и решили подставить под него «костыль» — передать агента из своего резерва.
«Активизировать работу? С теми бабками, что вы даете, и хренового прапора не завербовать! Умники! Из Тбилиси легко пулять приказами. Посмотрел бы я на вас в моей шкуре!» — негодовал Херладзе и бросал нетерпеливые взгляды то на часы, то на стоянку перед кафе «Бриз».
Агент Док — Имерлидзе в очередной раз безнадежно опаздывал на явку. Закончилось контрольное время, стрелки часов отсчитывали резервное, когда наконец перед окнами промелькнула знакомая темно-синяя «БМВ» пятой модели. Не заезжая на стоянку, Имерлидзе остановил машину на обочине, вышел, достал телефон и принялся кому-то звонить. Прошла минута, другая, а он все говорил. У Херладзе иссякло терпение, когда наконец Имерлидзе закончил болтать и вошел в кафе. Его довольная физиономия только еще больше распалила резидента, и он обрушился на охамевшего агента с обвинениями:
— Хвича, ты вконец оборзел! Я икру мечу, а ты базары разводишь! Забыл, кому служишь? Так я напомню!
Имерлидзе опешил. Вспышка ярости Херладзе, обычно сдержанного, ошеломила его и вызвала ответную реакцию. Он вспылил:
— Заза, ты че, с цепи сорвался?! Я тебе не холоп, чтобы по первому свистку бежать! У меня своих дел по горло, — вспылил Имерлидзе.
— Чего-о? Ты че там вякнул?
— А то, что слышал.
Бешено вращая глазами, Херладзе ухватил Имерлидзе за грудки и прошипел:
— Ты, ты у меня сейчас…
— Господа, у вас проблема? — Окрик бармена подействовал на них отрезвляюще.
Резидент отпустил взбрыкнувшего было агента и, тяжело дыша, просипел:
— Все нормально, шеф!
— Точно? — усомнился бармен.
— Нальешь коньяка по сто пятьдесят, не ошибешься, — буркнул Херладзе и сел за столик.
Имерлидзе присел рядом и, обиженно сопя, уставился в окно. Возникла неловкая тишина. Первым ее нарушил Херладзе и пробормотал:
— Хвичи, ты не держи зла, нервы.
— Заза, но так же нельзя. Я подполковник, а не какой-то чухан, — продолжал дуться Имерлидзе.