Чистое сердце

— Гм! Я вижу, все предосторожности вами приняты, господин революционер; вы никогда не попадаете в затруднительное положение.

— И причина этому крайне проста. Угодно вам, чтобы я объяснил ее?

— Признаюсь, мне очень любопытно познакомиться с ней.

— Она состоит в том, что мы до сих пор обращаемся к сердцам наших союзников, а не к их кошелькам. Ненависть к притеснителям-мексиканцам делает из каждого нашего единомышленника преданного повстанца, надежда на освобождение заставляет его добровольно жертвовать для нас всем — вот в чем весь секрет. Вам хорошо известно, полковник, что в каждом человеке живет врожденный инстинкт борьбы. Восстание или оппозиция — как вам угодно будет это назвать — и есть воплощение этого инстинкта.

— Это правда, — сказал, смеясь, полковник.

После этого разговора собеседники, временно сделавшиеся вследствие непредвиденных обстоятельств друзьями, сели на лошадей и поехали рядом.

— У вас очень оригинальные мысли и убеждения, — начал снова полковник, которого забавляли слова американца.

— Ах, вовсе нет! — возразил тот беспечно. — Эти убеждения только плоды долголетнего опыта. Я не требую от человека более того, что он, по природе своей, может дать, и поступая таким образом, я уверен, что никогда не ошибусь. Например: предположите, что мексиканцы были бы изгнаны из страны, и управление Техасом было бы четко организовано…

— Хорошо! — рассмеявшись сказал полковник. — И что же произойдет тогда?

— Неминуемо произойдет вот что, — ответил американец. — Завтра или, может быть, позднее, какой-нибудь человек, обладающий горячей головой или снедаемый честолюбием, выйдет из толпы и восстанет против правительства. Он тотчас же найдет приверженцев, которые сделают из него героя, и те же самые люди, которые с полным самоотвержением готовы теперь проливать кровь за нас, станут действовать точно так же для него. И это вовсе не потому, что у них есть причины быть недовольными правительством, которое они хотят свергнуть, а просто только потому, что двигать ими будет тот же инстинкт борьбы, о котором я вам говорил.

— О, что вы, это уж слишком! — воскликнул полковник, разражаясь смехом.

— Вы мне не верите? Так вот, послушайте, что я вам скажу. Я знавал одного человека, где именно и в какой стране, это безразлично, человека, который всю жизнь был революционером. Однажды фортуна улыбнулась ему, и он получил, сам не зная как и зачем, высокий пост в республиканском государстве и стал чем-то вроде президента. И знаете вы, что он стал делать с того времени, как получил власть?

— Он, конечно, постарался удержаться на своем посту!

— Вы не угадали! Напротив, он продолжал возмущать народ, и сделал это с таким успехом, что самого себя низвергнул и заставил осудить на вечное заточение!

— А потом?

— А потом, если бы тот, кто стал его преемником на посту президента, не дал ему амнистии, он умер бы, по всей вероятности, в тюрьме, — закончил Джон Дэвис, разразившись смехом, которому от души вторил полковник.

Оба всадника еще хохотали над рассказом, как вдруг американец внезапно умолк, сделав полковнику знак последовать его примеру. Тот повиновался.

— Разве мы уже приехали? — спросил он.

— Почти. Вы видите лодку, которая покачивается у подножия того утеса?

— Конечно, вижу.

— Это именно та лодка, которая перевезет нас в Гальвестон.

— А наши лошади?

— Будьте спокойны, хозяин той жалкой лачужки, которая стоит там, на берегу, сбережет их для нас.

Джон Дэвис вынул из кармана свисток и два раза пронзительно свистнул. Почти тотчас же дверь лачуги отворилась, и в ней показался какой-то человек. Сделав два шага вперед, человек этот попятился, удивленный, очевидно, тем, что видит перед собой двоих людей, тогда как он ожидал только одного,

— Эй! Джано! — крикнул ему Джон Дэвис. — Ради Бога, не уходи.

— Так это вы? — отозвался тот.

— Да, я, если только сатана не принял моего образа!

Рыбак невольно покачал головой.

— Не шутите так, Джон Дэвис, — сказал он. — Ночь черна, и море неспокойно; это значит, что сатана сегодня вышел из преисподней.

— Ладно, ладно, старый кашалот, — сказал американец, — приготовь лодку, нам нельзя терять времени. Этот сеньор — один из моих друзей. Есть у тебя овес для наших лошадей?

— А как же! Эй, Педрильо, пойди сюда! Возьми лошадей этих кабальерос и отведи их в стойла.

На его зов из хижины вышел, зевая, парень высокого роста и приблизился к путешественникам. Те уже спешились. Парень взял лошадей под уздцы и увел их, не говоря ни слова.

— Так мы сейчас отправимся? — спросил Джон Дэвис.

— Когда вам будет угодно, — отвечал ворчливо рыбак.

— Надеюсь, у тебя народу достаточно?

— Я и двое моих сыновей; для того, чтобы переехать через бухту, этого будет вполне достаточно, я полагаю!

— Тебе это лучше знать, чем мне.

— Так зачем же спрашивать! — заметил рыбак и, пожав плечами, направился к лодке.

Оба всадника последовали за ним.