Чистое золото

— Расплавленный кварц когда-то поднялся из глубины земли. Потом тяжелые пласты его застыли, затвердели. У кварца молочно-белый излом. Иногда в нем блеснет золотника, встретится листочек слюды… зеленоватый такой. А порой кварц выглядит желтым или бледнокрасным — значит, в нем есть примазка охры. В природе постоянно идут процессы окисления, выветривания, вымывания. Вода, ветер, солнце работают непрерывно. Они подтачивают огромные горы, обломки уносятся вниз — в долины, на берега рек. Мощный кварц превращается в жалкие обломки, в песок; он смешивается с наносной породой… Так образуются россыпи. Считают, что если в россыпи богатое содержание золота, значит коренное месторождение разрушено. Но я верю, что выходы коренных жил здесь целы и в них окажется еще больше золота, чем в россыпях…

Тоню слушали, не переставая работать. В шахте шло непрерывное опробование. Первая неудача не обескуражила бригаду. Ребята не сдавались.

Для Тони ночное путешествие кончилось благополучно. Она только слегка поморозила кончики пальцев на ногах и на другой же день вышла на работу. Вторая проба показала слабые знаки золота. Радости не было конца, но третья и четвертая пробы не дали ничего. Предстояло еще и еще добиваться ответа у скупой шахты.

Бур все глубже уходил в рудное тело. Под коронкой его в скважину была насыпана дробь. Попадая в торец буровой коронки, она вращалась вместе с ней и высверливала столбик кварца — керн. Такие аккуратные столбики ежедневно подавались наверх для лабораторного анализа.

— Не идет Михаил Максимович, — сказал угрюмо Андрей.

— Значит, плохие вести, коли не торопится, — пробормотал Маврин. Он выпрямился, зеленые глаза его вдруг загорелись: — Честное слово, ребята, вчера чуть было не напился! Вот до чего понятно мне показалось, как люди от неудачи спивались… Ведь сколько трудимся над ней, над Лиственничкой этой, обхаживаем ее, улещиваем, а она уперлась — и ни в какую. Эх, думаю, напьюсь с горя!..

— Ты что, очумел? Что за разговоры такие?

— Ты стой, бригадир, стой, не ершись! Я ведь говорю «чуть было». Ничего этого не случилось. После таких мыслей сильней раззадорился, решил: не отступлюсь ни за что. Начальство запретит дальнейшие пробы — ночью приходить буду, искать. Не может быть, чтобы не сдалась, проклятая…

— Ой, не ругай шахту! — боязливо вымолвила Стеша.

— Что, горного боишься?

— Да какой тут горный! Просто слушать как-то неприятно. Она, может быть, скольких людей кормить будет, а ты ее ругаешь.

— «Может, может»!.. — бормотал Санька. — Пока только завтраками кормит!

Тоня посмотрела на товарищей. У всех осунувшиеся, измученные лица, нетерпеливая тоска в глазах… Давно не озорничает Санька, перестал шутить и улыбаться Андрей. Одна мысль мучит каждого: неужели работали зря и в Лиственничке ничего нет?

Тоня молча переглянулась с Зиной и увидела слезы в широко открытых, всегда спокойных глазах.

— Товарищи, подтянуться надо, — сказала Тоня, стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно. — Даю слово: мы Лиственничку победим. Что-то очень распустились! Санька напиться готов, Зина — плакать… Позорно, я считаю, для такой бригады, как наша.

— Пробирай, пробирай! — незлобно отозвался Маврин. — Хоть и знаешь, что я не напьюсь, а Зина не заплачет, все-таки на случай дай нам жару.

Мохов, возившийся с какой-то неподатливой стойкой, вдруг поднял от работы красное, потное лицо и прислушался.

— Идет Каганов, — глухо сказал он.

Бригада кинулась навстречу инженеру.

Спустившись с последней ступеньки лестницы, Михаил Максимович увидел бегущую к нему молодежь.

Лукаво прищурясь, он глядел на ребят. У всех вытянутые шеи, рты полуоткрыты, и все глядят на него, точно хотят проглотить.

— Ну? — непочтительно выдохнул Санька и облизнул пересохшие губы.

За ним вся бригада повторила:

— Ну? Что же?

— Позвольте вас поздравить, товарищи! — громко и значительно сказал Каганов. — Последние пробы показали высокое промышленное содержание золота!

— Ура-а!

— Ура! Наша взяла! Одолели!

Орали во всю силу молодых глоток, трясли руку Каганову, смеялись…

Андрей бросил шапку оземь и обеими руками взъерошил мокрые, слипшиеся вихры. На лице Маврина застыло выражение прекрасной задумчивой гордости. Кенка вдруг осторожно обнял Зину и глянул на нее так радостно и любовно, что бледная серьезная девушка, медленно краснея, расцвела улыбкой, в которой были и широкая радость и нежное лукавство.

А Тоня сильным движением раскинула руки, точно хотела обнять всех, кто делил с нею труды и тяготы. Вот оно, снившееся по ночам, не дававшееся в руки, прошенное и моленное у старой шахты чистое советское золото!

Михаил Максимович подошел к ней. Тоня шевельнула губами, но ничего не сказала. Только светло и благодарно сияли ее глаза. Была в них вся сила жизни и вся вера в грядущее. И седеющему инженеру подумалось: всего на свете, даже самого невозможного, добьется эта молодость.

Он почувствовал, что у него перехватило горло от волнения, и сделал над собой усилие, чтобы сказать строго:

— За дело, друзья, за дело! Чем больше скважин мы пробурим, тем точнее будем знать содержание золота.