Чистое золото

Павел продолжал стоять навытяжку, а к Тоне подошла тетя Даша, видимо не перестававшая плакать с минуты встречи с сыном.

— Вернулся, Тонюшка!.. Вернулся! Ты подумай… Не опомнюсь, право… В разум не приду… Ты проходи, садись, милая…

В то же время она локтем подталкивала Тоню, показывала на свои глаза и кивала головой. Тоне стало страшно.

— Что? Что с вами, тетя Даша? — громко спросила она.

— Нет, нет, ничего, что ты!.. — испуганно зашептала Дарья Ивановна.

— Предупреждаешь, мама? — сухо рассмеялся Павел. — Да ты не церемонься. Я ведь не вижу, Тоня, — сказал он и сильно покраснел. — А между прочим, здравствуй. Давай руку! — Он крепко стиснул руку девушки. — Садись.

Павел придвинул табурет. Растерянная Тоня села.

— Как ты говоришь? Не видишь? — переспросила она в смятении. — И меня не видишь?

Смысл слов Павла еще не совсем дошел до нее. Она поняла только, что, не успев пережить радость, не привыкнув к ней, надо переключаться на другое, непонятное и пугающее.

— Нет, неужели ты меня не видишь? — повторила Тоня.

— К сожалению, и тебя, — снова усмехнулся Павел, отвечая на первый ее вопрос. — Вижу самую малость. Вот свет из окна, этаким четырехугольником, — он обвел пальцем в воздухе контуры окна, — людские фигуры очень смутно… Только ты за меня не огорчайся. Я уже привык.

То, что Тоня услыхала, объясняло и странное поведение Павла и незнакомый смешок его, но точные, быстрые движения юноши не вязались с понятием о слепоте. Тоня напряженно вглядывалась в лицо Павла.

— И ничего нельзя сделать? — спрашивала она. — Ничего? Почему ты… Почему так получилось?

— От контузии, — коротко ответил Павел. — А сделать ничего нельзя. Всё перепробовали.

— Не может быть! — твердо ответила Тоня.

Она уже овладела собой и сидела неестественно выпрямившись, глядя не на Павла, а куда-то в сторону. Алеша подошел к ней и дернул за рукав. Он держал какую-то игрушку, видимо привезенную братом, и хотел похвастаться. Но эта догадка пришла к Тоне лишь после того, как малыш, встретив ее отчужденный взгляд, отошел.

— Батюшки! Дождь поливает, а сюда цельная бригада валит с прииска! — всплеснула руками тетя Даша. — Уж не к нам ли? Так и есть… Андрюха Мохов, Лариоша… Все твои товарищи, Павлушенька. Куда сажать-то их?

Она засуетилась, то придвигая к столу табуретки, то собирая посуду, и внезапно села, сказав:

— Ничего что-то не соображу. Ноги не держат… Ослабла.

— А ты посиди, отдохни, — спокойно ответил Павлик. — Свои люди идут, не стесняйся. Алеша, поди-ка сюда.

Он посадил брата на колени, словно хотел прикрыться им от дружеских объятий и расспросов. Алеша сейчас же вцепился в орден Красной Звезды, горевший на гимнастерке.

— Паша, друг! Где он, разбойник? Пашка, герой, здравствуй!

Ребята ввалились все сразу, мокрые, возбужденные. Лицо Павла дрогнуло, когда он услышал радостный гул добрых слов, девичьих восклицаний. Он быстро спустил Алешу на пол и встал.

Его окружили, обнимали, хлопали по плечам и спине, каждый тянул к себе, каждый восхищался орденом и тем, что Павел почти не переменился.

Когда наконец все немного успокоились и кое-как расселись на лавках, подоконниках и прямо на полу, Тоня увидала широкую и ясную улыбку Павла.

Тетя Даша попробовала жестами объяснить, что случилось с Павлом, но ребята замахали руками, и Тоня поняла: товарищи всё уже знают.

После первого порыва радости наступила неловкость. Гости старательно рассказывали о всех переменах в школе и на прииске, жалели, что Заварухин не приехал вчера и не был на выпускном вечере. Все пытались говорить беззаботно и весело, и в этом было что-то неестественное. Только Андрей Мохов неуклюже и простосердечно хотел заставить Павла разговориться:

— Ты все-таки объясни про себя… Как воевал…

— Воевал как все, — коротко отвечал Павлик. — Успеем еще, потом…

Он слушал товарищей внимательно, иногда сам задавал вопросы, но все понимали: то, что для них — живая, трепетная жизнь, для Павла — воспоминание.

Узнав об успехах Маврина, Павел оживился:

— А!.. Не подвел, значит, Санька, выровнялся.

Когда ему рассказали о медалистах, он попросил повторить их имена:

— Так кто и кто, говорите? Илларион и Тоня золотую получили? Ух ты!.. Ну, примите поздравления. И Толя Соколов? Он здесь, Анатолий?

— А как же, — отозвался Соколов.

— Ну, поздравляю! Молодец! А Лиза серебряную? Скажите, Лизавета-то! Что же тебя не слышно, Моргунова?

— Всю ночь трещала. Дай немножко и помолчать, — бойко ответила Лиза, а сама, закусив губу, отвернулась.

— Ну, а Женя Каганова где? — спросил Павел.

— Я здесь, Пашенька.

Женя подошла к Павлу, остановилась за его стулом и положила свои легкие руки на плечи другу.

— О! Рука, как была, тоненькая, — засмеялся Павел. — Ты, знать, так и осталась камышинкой?

— Ну, что ты, Паша!.. Я знаешь какая крупная теперь стала…

— Да уж крупна! Что говорить! Богатырь! — подхватили ребята.

Тетя Даша то внимательно слушала, то опускала голову, борясь с подступающими слезами. Андрей часто взглядывал на нее и, не вытерпев, спросил:

— Пашка, а честно говоря, неужели ты раньше сообщить не мог? Чтобы мать-то успокоить…

Павел потемнел: