Чистокровная ведьма

Всю неделю в доме и вокруг него сновали члены совета. Вокруг меня стягивалась паутина страха, но я не осмеливался сказать, чего я боюсь. Это было бы ужасно.

Джиоманах

– Что в ящике? – спросил Робби через несколько минут.

Он посмотрел на меня. В моих волосах запуталась паутина, и от меня пахло плесенью и сыростью.

– Не знаю, – сказала я. – Но на нем инициалы Мэйв.

Робби кивнул:

– Поехали ко мне домой. Моих никого нет сегодня.

Я кивнула в ответ:

– Спасибо, что сел за руль.

Обратный путь показался мне бесконечным. Сразу же после половины пятого солнце село, и мы ехали в темноте. Мне не терпелось открыть ящик, но я понимала, что дело требует полной скрытности. Робби остановил машину у маленького запущенного домика его родителей. Сколько я помню, они никогда не ремонтировали свой дом, не приводили в порядок подъездную дорогу и вообще не занимались этими делами. Газон перед домом надо было скосить. Это было обязанностью Робби, но он ненавидел эту работу, а родителям, казалось, совсем ни до чего не было дела.

Я не любила приезжать сюда. Нашим любимым местом отдыха был дом Бри или мой дом, хотя он считался вторым. Мы понимали, что лучше не бывать у Робби, но сегодня это было как раз то, что надо.

Робби включил свет в гостиной, пропахшей несвежей едой и сигаретным дымом.

– А где все твои? – спросила я Робби, когда мы шли по коридору в его комнату.

– Мама, ее сестра и отец на охоте.

– Угу, – сказала я. – Помнится, что я как-то видела оленя, который прохаживался по вашему двору.

Робби засмеялся, мы прошли через комнату Мишель, его старшей сестры. Она была в колледже, а ее комната выглядела так, будто она может случайно заглянуть сюда. Мишель была любимицей родителей, и они не скрывали этого. Но Робби не обижался. Мишель его обожала, и они были очень дружны. Я мельком увидела у нее на шкафу фотографию Робби в рамке, снятую в прошлом году Его лицо трудно было узнать: кожа покрыта угрями, а глаза спрятаны за стеклами очков.

Робби включил лампу. Его комната была вдвое меньше, чем у Мишель, и скорее напоминала большую кладовую. Здесь едва хватало места для его кровати, покрытой грубым мексиканским покрывалом. В углу стоял большой шкаф, набитый книгами, большинство из них в простых бумажных обложках, и все прочитанные.

– Как Мишель? – спросила я, опуская ящик на кровать.

Я нервничала и не сразу смогла расстегнуть куртку.

– Отлично. Она снова надеется на повышенную стипендию.

– Это хорошо для нее. Она собирается домой на Рождество?

У меня лихорадочно бился пульс, и я старалась хоть как-то успокоиться.

– Да, – ухмыльнулся Робби. – Она захочет явиться неожиданно, сюрпризом, как я понимаю.

Я посмотрела на него.

– Ну что, будем открывать эту штуку? – спросил Робби, садясь на другой конец кровати. Я старалась не показать, что волнуюсь. А вдруг там что-то ужасное? – Хочешь, я открою? – спросил он.

Я быстро закачала головой:

– Нет… нет. Я должна сама сделать это.

Я взяла ящик в руки. Он был почти полметра в длину, сантиметров сорок в ширину и десять сантиметров в высоту. Ящик был заперт на две металлические застежки, насквозь проржавевшие. Робби вскочил, порылся в ящике и подал мне отвертку. Затаив дыхание, я подсунула ее под крышку и отстегнула застежки. Крышка с глухим звуком приподнялась. Я засунула под нее пальцы и открыла ящик.

– О! – одновременно воскликнули мы с Робби.

Несмотря на то что снаружи ящик сильно заржавел, все, что было внутри, казалось совершенно не тронуто временем. Там все сверкало серебром. Первое, что я увидела, был атами – ритуальный кельтский кинжал. Я взяла его в руки и ощутила его тяжесть. Лезвие из старинного серебра. Рукоятка из слоновой кости покрыта затейливой резьбой. На ней можно было различить древние ирландские руны. Это была ручная работа. Повернув лезвие, я увидела на нем множество инициалов – целых восемнадцать пар букв. Последняя и предпоследняя пары – М.Р.

– Мейв Риордан, – сказала я, прикоснувшись пальцем к инициалам, – и Макенна Риордан, ее мать – моя бабушка. И я тоже. – Я была несказанно рада. – Все это переходит ко мне от моей семьи.

Мне было так приятно ощущать причастность к своей семье и непрерывность общей судьбы. Я бережно положила ритуальный кинжал на кровать Робби. Потом взяла сверток темно-зеленого шелка. Он развернулся, и оказалось, что это мантия прямоугольной формы с отверстием для головы посередине. Плечи были соединены вместе шелковыми узлами.

– Здорово! – сказал Робби, осторожно коснувшись ее.

Я кивнула, соглашаясь с ним, и приложила ткань к груди.

– Это похоже на тогу, – сказала я.

И тут же заморгала, увидев вопросительное выражение на лице Робби. Я улыбнулась ему, зная, что буду примерять эту тогу только дома, за запертыми дверями.