Чистосердечное убийство (сборник)

Первые аккорды заставили зал замолчать. Гуров не знал этого романса и удивился, откуда Маша его выкопала. Он ведь слышал практически все песни из ее репертуара. Но это было что-то новое.

Шепчутся свечи на полке каминной,
Замерли тени на белой стене.
Сладко предаться тоске беспричинной,
Грусть разбавляя в крепленом вине,
Грусть разбавляя в крепленом вине.
Стрелки часов отмеряют бесстрастно
Прошлого поступь в грядущую тьму.
Боль на душе, до чего ты прекрасна,
Летним дождем прилипая к окну,
Летним дождем прилипая к окну.

Лица проходят пред внутренним взором,
Страсти былые мелькают во тьме.
Что же вы смотрите с тайным укором,
Что же вздыхаете вы обо мне?
Что же вздыхаете вы обо мне?

Шепчутся свечи на полке каминной,
Замерли тени на белой стене.
Нет, не бывает тоски беспричинной,
Грустью рожденной в ночной тишине,
Грустью рожденной в ночной тишине[1].

«Шепчутся свечи на полке каминной», — повторил про себя Гуров, когда затихли последние фортепьянные аккорды.

Маша и ее аккомпаниаторша ухитрились все сделать без помарок.

Рядом раздался странный звук, который привлек его внимание. Полковник повернулся и, к своему огромному изумлению, увидел, что Аленка сидит с салфеткой в кулачке и хлюпает носом. На ее глазах блеснули слезинки.

— Ты чего? — громко зашептал Гуров. — Что с тобой?

— Дура я, дура, — ответила Аленка, завороженно глядя на сцену.

— Почему это? — удивился Гуров.

— А потому! — Аленка вдруг заговорила странным голосом, с незнакомыми интонациями и уткнулась лбом ему в плечо. — Зачем я все бросила? Ведь могла бы сейчас вот так, как она. А я!.. Деньги да деньги, а душа осталась там, с девчонками, которые теперь на сцене. А я только вот перед тобой и Машкой разыгрываю из себя счастливую и самодостаточную особу.

— Ладно тебе, — не зная, как успокоить женщину, зашептал Гуров. — У тебя и так интересная жизнь. Это все хорошо до первой премьеры. А потом обычная каждодневная рутина.

— Все-то ты знаешь. — Аленка улыбнулась сквозь слезы. — Во всем разбираешься, настоящий полковник. Вот даже с тобой повезло ей, а не мне!

— Повезет еще и тебе, ты красивая, — пообещал Гуров, потом подумал и добавил: — И сексуальная.

— Ага. — Аленка засмеялась. — То-то ты руку мою оттолкнул. Ладно, пошли! А то самое главное пропустим. Тебе теперь ведь разговоры нужны, а с соплями мы закончили!

Гуров с Аленой тихонько прошли к выходу и очутились в коридоре. Тут же объявилась их провожатая — Валентина. Лев Иванович быстро пресек поток дежурных фраз на тему «ах, куда же вы» и потребовал провести их с Аленой за кулисы. Сделал он это вовремя, потому что столичную знаменитость уже взяли в оборот местные руководители.

Мария стояла в окружении несколько старомодно одетых дам и мужчин в мешковатых костюмах. Она успевала отвечать на комплименты, вопросы и раздавать профессиональные улыбки. Профессор Изюмов был тут и старательно всем показывал, что он — личный знакомый Строевой. Столичная звезда оказалась здесь именно благодаря ему.

Среди людей, окружавших Марию, Гуров опытным взглядом выделил особо важных гостей и творческих работников. Первые были одеты очень дорого. Тот самый мужчина с роскошными часами на руке, который недавно сидел неподалеку, тоже был здесь. Кстати, когда он успел прийти за кулисы? Гуров его проворонил, заслушавшись пением собственной жены.

А вот работники искусства, как всегда, выделялись весьма заметным эпатажем и стильной одеждой. Мужчинам положено в помещении снимать головные уборы, а вон тот, с ярким шарфиком, так и ходит в кепочке. Хотя мужчиной его можно назвать весьма условно.

— А вот и мои друзья! — Мария взмахнула ручкой при виде Алены и Гурова. — Прошу любить и жаловать. Алена, Лев Иванович!

— Друзья мои! — попытался перекричать гвалт Изюмов. — Прошу вас в кабинет. Небольшой фуршет для дорогих гостей!

Публика потянулась в указанном направлении. Гуров напряженно пытался понять, кому отдать предпочтение, с кем заводить разговоры, кто из присутствующих может располагать информацией по нужному ему вопросу. К великому своему изумлению, он понял, что никому не интересен. Безусловно, мужчины уделяли массу внимания Марии Строевой. Некоторые из них сдержанно одаривали комплиментами Алену, но держались в рамках при ее друге. Друг на друга иногда посматривали только университетские дамы, да и то с некоторым сарказмом.

«Да, среда весьма специфическая», — подумал Гуров.