Чистосердечное убийство

— Хорошо, но у вас работает один человек, имеющий судимость. Человек, озлобленный против всех богатых, и при этом весьма умный. Я имею в виду садовника Петренко.

— Алексей Федорович? Да, он человек скрытный, себе на уме… Но, кстати, вот как раз он является исключением. Я говорю о том, что любой из живущих в доме мог подняться в мою комнату и подбросить улики. Петренко живет не в доме, а в отдельной сторожке. Он и в дом-то редко заходит, только чтобы поесть. А уж на второй этаж, где моя комната, я вообще не помню, чтобы поднимался. Хотя, конечно, он и правда мог…

— Остаются еще женщины, — напомнил Гуров.

— Да, женщины… Но вы ведь не думаете, что это могла сделать Настя?

— Нет, Настя на данной стадии свободна от подозрений, — согласился сыщик.

— Про Ольгу я тоже не могу представить, зачем бы ей потребовалось меня подставлять, — пожал плечами Костя. — Так что единственный человек, которого я более или менее серьезно подозреваю в этом деле, — это Катя.

— Вот как? — заинтересованно спросил Гуров. — Но ведь она уже уехала! Да и зачем ей это делать?

— Сначала я скажу, зачем. Причина тут простая и понятная — ревность. Возможно, Катя стала догадываться о нашей с Настей взаимной симпатии, когда у нас еще ничего не было. Ну, и в последние дни перед ее отъездом у нас было несколько споров… или даже ссор… В общем, было ясно, что дело идет к разрыву. Катя ходила страшно злая, она меня ревновала и из ревности могла подбросить эти образцы.

— Но для этого мало одной ревности, — заметил Лев. — Для этого твоя Катя должна была заранее знать о замыслах убийцы. Ведь образцы твоей одежды находились на одежде твоего отца уже в то утро. Понимаешь? Но я бы не стал полностью исключать версию, связанную с Катей. Правда, при этом придется допустить, что убийцей тоже была женщина.

— Убийца — женщина?! — недоуменно спросил сбитый с толку Костя. — И кто же это?

— Например, покойная Прыгунова, — ответил сыщик.

Глава 20

Эти слова Косте ничего не объяснили: он по-прежнему с удивлением смотрел на Гурова. А тот как ни в чем не бывало вел машину.

— Но как Прыгунова могла быть убийцей? — спросил Костя. — Какая ей выгода от папиной смерти? И кто в таком случае убил саму Елизавету Николаевну?

— Тут не один вопрос, а целая куча, — сказал Гуров. — Попробую ответить на все. Да, горничная могла быть убийцей, потому что в ее шкафу я обнаружил блузку, нитка с которой нашлась на дереве в лесу, — там ее, очевидно, оставил убийца. Женщина она была крепкая, сильная, тюки с бельем ворочала, быстро и легко ходила. Так что вполне могла внезапно напасть на твоего отца, задушить его, а затем столкнуть труп в воду. Наконец, она могла выполнить эту роль еще и потому, что именно у нее находились ключи от всех хозяйственных помещений, а в одном из таких помещений я вчера обнаружил кусок мешковины.

— Мешковины? Ну и что с того? Наверное, мешки потребовались, чтобы что-то хранить… или перевозить…

— Возможно, вначале мешки были нужны для хозяйственных нужд, — кивнул Гуров. — Но я-то нашел не мешки, а уже распоротую и заново сшитую мешковину. Из нее было сшито нечто вроде балахона. То есть то самое одеяние, в котором появлялся пресловутый призрак.

— Вот как! — воскликнул Костя. — Я не знал…

— Это все, что касается вопроса «могла или не могла», — продолжил Гуров. — Теперь попробуем ответить на вопрос «зачем». Да все затем же — из-за денег. Кто-то посулил Елизавете Прыгуновой большое вознаграждение — настолько большое, что она махнула рукой на опасность разоблачения, на закон, на все правила и взяла на себя роль убийцы. Кто этот неведомый заказчик, я пока не знаю. И, кстати, хотел у тебя спросить: а не подошла бы на роль такого заказчика твоя сестра?

— Даша?! — растерянно спросил Константин. — Но… она во Франции… и вообще она любила отца… Хотя…

— Что?

— Так, вспомнил кое-что… Весной этого года я был во Франции, встречался там с Дарьей. И она сказала одну вещь, которая меня тогда резанула: что мы с ней могли бы гораздо лучше распорядиться деньгами, чем отец, что он — человек из прошлого и всегда таким останется. Я ей тогда не очень-то и возражал, потому что… ну, потому что, в общем, она была права. Папа во многом остался в прошлом, не мог принять новых методов управления капиталом. И, наверное, мы с Дарьей действительно смогли бы распорядиться деньгами гораздо эффективнее. Например, отцу никогда бы не пришло в голову, что можно вложить деньги где-то за границей — в Эмиратах или в Южной Америке, так он прикипел к своему Нефтеюганску и Салехарду.

— Выходит, ничего особенного твоя сестра и не сказала, — заметил Гуров.

— Нет, теперь, когда вспоминаю этот разговор, я понимаю, что в ее словах крылось нечто большее, чем просто мнение. Да, я думал похоже, но я бы никогда сам такой разговор не завел. Дарья, по сути, предлагала мне вступить в сговор, чтобы…

— Чтобы убить Виктора Петровича? — договорил за него Гуров.

— Ну, может, не убить, а сделать недееспособным… отстранить от управления… Да, это могло быть… Но как? Как она могла связаться с Прыгуновой и руководить ею, находясь во Франции?