Чистота сердечных сокращений

Григорьич запряг мерина, бросил в сани охапку сена, подтянул подпругу, потоптался, по-хозяйски оглядывая двор, и боком закинул в возок своё, ставшее к старости неловким, тело.

- Ну-у, милый!

Лошадёнка легко тронула с места. Сани заскрипели по свежему снегу.

Ехал Григорьич встречать зятя с внуком -обещали сегодня приехать из города. На своей машине зять только до сельсовета сумеет доехать – там асфальт кончается. Выпавший на неделе снег надёжно упряталпросёлочнуюдорогу, по которой и осенью-то не всегда проедешь.Вот и решилонпоехать навстречу, до сельсовета: проверить дорогу-то. А если что… на лошадке, оно,верней.

Собрался с большим запасом – путь не близкий. И к куму заглянуть надо бы…

...Время за разговором шло незаметно.

«Уговорили»«Мценскую», что Григорьич прихватил в местном магазинчике, уж и свою домашнюю кум из буфета достал, когда подкатил зять. Поздоровавшись, выпили ещё по рюмочке, и, поразмыслив, решили ехать таким образом: Григорьич на лошади впереди по известной одному ему дороге, а ребята на машине – за ним.

Застоявшийся мерин резво трусил к дому, мечтая о теплом стойле, и не нуждался в понукании. Григорьич, оглянувшись на ехавший сзади автомобиль, уютно устроился в санях и, положившись на мерина, стал задремывать.

А машина, проехав метровтриста, вдруг села на брюхо, колёса беспомощно закрутились на месте. Чертыхаясь,мужики вылезли из кабины, огляделись: селиосновательно, ехать на ней дальше не имело смысла.

Изрядно провозившись, они оставилимашинуу кума,и двинули догонять Григорьича.

Был уже поздний вечер.На морозном небеярковысветилисьзвёзды. Вокруг ни огонька.Только безмолвная снежная равнина и уверенно уходящий в ночь санный след…

Шли молча, поминутно проваливаясь в снег.

Часа через два, обессиленные, взмокшие, подходили они к дому. Приветливо светились окна. Заливистый лай Пушка встретил их у калитки.

Не отряхнув снег, ввалились в горницу.Вкуснозапахло вареной картошкой. На столе призывно поблескивала бутылка «Мценской».

У телевизора дремал Григорьич.

Пребывая ещё там, в деревне, смахнула слезу:

- Ну, как?

Внук услышал в вопросе посягательство на первенство:

- Да-а… только грустно… Праздник же.

- Ладно, четыре, - определил дед. – Следующий! А-а, я! Итак, «Под Рождество».

На Новый год ему было всего полтора месяца.

Кричать без дела он не любил. Лежит, бывало, всвоей кроватке, головку повернёт в твою сторону – для общения –и изучает молча. Долгосмотрит, не мигая. Когда подойдёшь к кроватке и заговоришь, он улыбается, скосив губёшки в одну сторону. Оченьнапоминает кого-то знакомого вмладенчестве этой своей улыбочкой.На одном веке у него красное родовое пятнышко.