Чистые

Семья четырёхрогих байманов подозрительно косилась из-за кустов, не забывая пощипывать зеленеющую под их копытцами кашку. В прыгающем пятнами свете цветы кашки светились нежно-зелёным и розовым. Кряхтя и пыхтя переваливались с кочки на кочку мохнатые гудяки. Их хвосты плугами взрывали влажную рыхлую землю, и в получившихся бороздках алыми группками скапливались почвенники – собирали из обнажившихся нор разноцветных червей. Подхватив извивающееся тельце, они вспархивали и, упираясь в землю синими хвостами, тянули червя из его убежища.

Под раскидистыми елями, в глубине их синеватой тени, вспыхивали и гасли сон-грибы. Синий! Фиолетовый! Зелёный! Красный! Тронешь такой – засветится ещё ярче, распыляя облачко спор, которые заставляют незаметно уснуть, пока смотришь прикованным взглядом на светящуюся шляпку. Поплывут перед глазами разноцветные кольца и круги – и всё, ты уже утопаешь в пушистом покрове мха.

– Смотри, Симус, – позвала Мара. Тот перевёл глаза по направлению её взгляда – и обомлел.

Всё в том же ёлочном сумраке светился цветущий куст. Его ветви, словно выкованные морозом из золота, держали на толстых полупрозрачных стеблях огромные, с ладонь, цветы. Их лепестки распускались узенькими розовыми язычками. В серединах густой россыпью росли крохотные малиновые бисеринки, обрамляющие самое прекрасное – венчик. Длинная фиолетовая стрелка находилась в окружении ярко-синих тычинок, похожих на перо из хвоста почвенника. На их твердых стебельках росли невесомые пушинки, колеблемые малейшим движением воздуха, отчего казалось, что середина бутона – синее пламя.

– Что это за растение? Никогда не видел ничего подобного… – мальчик приблизился к прекрасному кусту, желая коснуться его цветов, но Мара, зашипев, прыгнула ему на руки и повисла, вцепившись в кожу.

– Его нельзя трогать! – зашипевший от боли Симус испуганно отшатнулся, вопросительно смотря на кошку, успевшую отпустить его руку. – Это гивинеза, цветок юности. И он даёт силу всем существам этого леса. Ты же видишь, какие они весёлые и сияющие? К нему нельзя прикасаться, иначе он рассыпится в пепел. И лес погибнет, потеряв источник силы. А растёт этот цветок крайне редко, и если всё же возьмётся, то будет расти и набираться сил очень долго…

– Ого… – выдохнул Симус и закашлялся. Наконец, уняв приступ, он продолжил хрипловатым голосом: – Я даже не знал, что такие существуют…

– Поверь, ты ещё многого не знаешь… – Мара грустно усмехнулась и поведала Симусу о том, что делает Звонарь и его люди.

Симус, напуганный и расстроенный, резко остановился:

– Но так же нельзя! Как можно забирать чужие огни насильно?! Как… как можно быть таким… таким омерзительным!..

Он вдруг расплакался после вспышки гнева. Мара растерянно уставилась на него, никак не ожидавшая такой реакции. Она не знала, как успокоить его и просто ждала, когда Симус утихнет сам. И немного времени спустя всхлипы действительно стали звучать всё реже, пока вовсе не заглохли в груди мальчика странным бульканьем.

– Послушай, Симус. Хорошо, что твоё сердце чистое и полнится светом. Однако однажды тебе придётся столкнуться с тем, что может в секунду очернить тебя. Постарайся не поддаться этому, прошу, – Мара не смотрела на Симуса. Её чёрная шёрстка подрагивала.

– Ничто не заставит меня стать таким! – вновь закричал Симус, распугав крохотные жёлтые пушинки, которые вились у его головы как рыбки. Симус с тоской посмотрел им вслед, тут же успокоившись.

– Ну вот, а про пушинки ты не рассказала…

– Когда кохаи отцветают, его лепестки не опадают один за другим, а целым бутоном становятся подобны шару одуванчика, только живому и жёлтому. Так они ищут себе место, чтобы вновь вырасти.

– Удивительно… – угли злости и непонимания угасли, оставив лишь угарный газ стыда за свою выходку.

– Извини, Мара, я не хотел кричать…

– Я понимаю твои чувства, Симус, и не сержусь. К сожалению, трудности ещё только начинаются…

* * *

Сирша готовилась. На вновь пышущей жаром печи пыхтели котлы и сковороды, сушились новые корни одуванчиков. Девушка тем временем готовила заживляющую мазь: коленка не переставала болеть, да и в дороге такая вещь всегда пригодится.

За ночь собранные предыдущим днём травы высушились у горячей печи, и теперь Сирша, хорошо измельчив их, всыпала в горячее масло.

– Та-а-ак… «четверть стакана масла, две третьих…» так, это уже готово, – она сделала ногтем пометку. – «Четыре ложки пчелиного воска и чайная мёда после трёх часов водяной бани…» – это три часа ждать ещё? О-о-ох… «Процедить и залить в тару».

Она засмеялась:

– Пожалуй, это самая простая часть рецепта.

День запрыгнул на вершину – солнце стояло в самой своей высокой точке, когда Сирша полностью закончила хлопоты. Готовы были кушанья, разлита ещё тёплая и жидкая мазь по крохотным баночкам. Застывая, она густела и становилась желтоватого цвета. Сирша, не дождавшись полного застывания, намазала колено ещё тёплым веществом и села в бабушкино кресло-качалку, покончив с делами.