Чистый кайф

– Толя! Не выбрасывай! Ну пожалуйста!

– Быстро надел тряпье. Ты уходишь.

Из ванной слышно было, как он переживает. Бубнил и бубнил, не умолкая. А я никак воду не мог открыть. Смотрел на пакетик у себя в руке и вспоминал про тех мамок, которые даже в дурку своим торчкам умудрялись притащить стафф. Такая найдет у сына заначку и не выбрасывает – денег же стоит.

В дверь опять позвонили. День с каждой минутой становился все задорнее и задорнее.

– Здравствуйте, – сказала пожилая женщина в шерстяной кофте и вязаной шапке. – Это вы сделали укол Николаю Григорьевичу из квартиры напротив?

Она качнула головой в сторону открытой двери у себя за спиной. Наверное, заподозрила, что я дебил и с ходу могу не врубиться, где расположена квартира напротив. Но я почему-то все равно посмотрел туда. Как дебил. На коврике сидел кот. Он облизывался.

– Да, – сказал я.

Жора, который до сих пор не оделся, рассчитывая, видимо, что голого на мороз не прогонят, женщину эту не парил ни грамма. Она даже не посмотрела ни разу на него. Может, привыкла к таким картинам.

– Вы человека спасли, спасибо вам. Еще бы чуть-чуть, и мы бы его потеряли. «Скорая помощь» по пробкам долго моталась, а потом к дому подъехать никак не могла.

– Да, – кивнул я. – Тут все дорожки машинами заставлены.

– Я участковый врач, Тамара Михайловна, – она протянула руку.

– Очень приятно. Анатолий.

– А я Жора, – высунулся сбоку голый придурок.

Тамара Михайловна покосилась на его подключичку.

– Вы медик? – спросила она меня.

– Нет… Просто уколы ставить могу. А у деда вены отличные. Было нетрудно.

Она улыбнулась.

– Значит, и в этом вы разбираетесь. Хорошо.

Я насторожился.

– Что хорошо?

– Ему надо курс проколоть недельный, чтобы криз не повторился. А в поликлинику ходить трудновато. Поможете еще немного?

Я представил неделю со шприцами.

– Нет, я лучше в больничку буду его водить. Мне так проще.

– Давайте я буду ставить, – высунулся опять Жора. – Неделя – вообще не проблема.

– А вы умеете? – Тамара Михайловна, кажется, только сейчас разглядела, что он голый, и слегка так засомневалась.

Он ведь еще худой стал, как черт. Такому тощему кто поверит. Сдал Жора. Стерся о воздух московский.

– Я? – Он снисходительно хмыкнул. – Да я повелитель шприца. Я – бог уколов.

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Умеет, – не сразу кивнул я.

Жалко его почему-то стало. Голый, трясется на сквозняке. Не одну, видать, шкурку Москва с него содрала. Терка из нее знатная.

– Всего неделю, – сказала Тамара Михайловна.

Когда дверь за ней закрылась, я повернулся к Жоре. Мой взгляд ему многое сказал.

– Толя, не злись! Я через несколько дней исчезну. А ты доброе дело сделаешь. Даже два.

* * *

В одном из маминых альбомов с репродукциями была картина, которая мне в детстве реально доставляла. Там этот греческий чувак Одиссей, в зеленой шапочке, стоит на своем корабле, привязанный к мачте, а кенты его впахивают на веслах. У всех пацанов, кроме Одиссея, головы замотаны тряпками. Чтобы не слышать сирен. Которые, кстати, тоже не дуры. Одна только плюхнулась на борт рядом с обмотанным пацаном и вдумчиво так ему что-то втирает. Я про нее в детстве думал – совсем тупая. Потому что все остальные плотно присели на уши Одиссею. Он же не замотан. Слышит их хорошо. Шапочка на нем только одна зеленая. Мне, кстати, такую тоже хотелось. Классная – как у Айс-Ти на одном плакате. Мечтал в первый класс в ней прийти. Серьезное движение намечалось. Но Николаевна сварганила какой-то пидороватый берет.

Короче, с Жорой у меня сложилось по той же схеме, что у Одиссея с крылатыми бабами. Правда, грек добровольно решил их сладкие песни послушать, а меня никто не спросил.

Еще ножки короткие у них в детстве сильно смешили. Толстенькие такие и в перьях. Но Жора, сука, был вообще не смешной. По нолям в плане радостей смеха. Если честно.

Так что оставалось одно – впахивать, как те пацаны на веслах. Чтобы в башку ничего не лезло. Ночью на радио, днем у себя в комнатухе за компом. Главное было не спать. Во сне точно хер чего отконтролишь. Приснится вкусняшка – считай пропал. Поэтому трек шел на загляденье. Давно уже так ничего не шло. Слова стучались в голову сами собой. Приходили прошеные и непрошеные.

«Долби мой лед, но не замерзай. Сколько ни завязывай – не завязать…»

Хорошая вещь из всего этого получалась. Годная. Если бы еще Жора не отвлекал, вообще красота была бы. Но он отвлекал.

Потому что сказать торчку – дозы не будет, все равно что обычным людям сказать – воздух скоро закончится. Торчки, они ведь как космонавты. Им сколько на станцию завезли, столько и будет. Поэтому дышать приходится осторожно. Считая вдохи.

В общем, Жора очень скоро нашел. И нашел рядом. Я до него, кстати, подозревал, что на районе барыга трется.

Пошел барыгу долбить.

Пацанята, которые при этом оказались, обозвали меня ментом. Отбежали чуток подальше от места событий и оттуда кричат:

– Мент, сука! Мент, сучара!

А я им говорю:

– Я не мент. Я, ребята, хуже. Еще раз попробуете это говно купить – достанется как ему.

И показал на барыгу.