Чистый кайф

– Толя, прислушайся к нему. Хозяин клуба после твоего вчерашнего выступления настроен очень серьезно. Жора не врал, они правда там переполошились. Я спросила у папы – это люди с большими возможностями.

Она вспомнила о чем-то и засмеялась.

– Жора, кстати, представился им твоим директором. У них, я так поняла, до этого были с ним какие-то проблемы, но теперь он просто порхает.

Я смотрел на ее пальцы – как она держит в них чайную ложечку, постукивает ею в чашке, размешивая сахар, – и думал про Жорины слова об электричестве. Меня ведь тоже неслабо тряхнуло вчера. Когда взял в руки микрофон, забыл, что из-за Жоры пришел. Вообще все забыл.

Помолчав, Юля вдруг перешла на совсем другое:

– Скажи, а ты кроме рэпа что-нибудь слушаешь?

– Конечно.

Яичница закончилась, и я обернулся поискать официанта.

– Какую музыку?

– Коллектив любителей домры уважаю из ростовского Дворца культуры «Красный Аксай».

– Нет, я серьезно.

– Так и я не шучу. Исполняют душевно.

У нее в глазах задрожала улыбка.

– А к «Роллинг Стоунз» ты как относишься?

Я наконец поймал взгляд официанта и махнул ему.

– К старине Джаггеру? Ну, не знаю… На домре он, думаю, так себе.

– Слушай, полетели завтра в Париж? У него концерт в шесть часов вечера.

Вот тут она меня, конечно, подловила. Тепленьким просто взяла. Я смотрю на нее, потом на официанта, который, ясное дело, уже подошел, и вообще не врубаюсь, что тут сказать – ни ей, ни ему.

– Вы что-то хотели? – Он, в принципе, вежливый чувак, да и повидал, наверно, всякого мудачья. – Или мне подойти чуть позже?

– Да, братан, – говорю. – Давай позже.

Он отошел.

– Полетишь? – Она безмятежно так на меня смотрит, как будто на дачу приглашает в Подмосковье.

– Ну, как-то не собирался…

– Да ладно тебе, чего собираться. Мы на один день. Зубную щетку просто возьми, пастой я поделюсь.

– Есть у меня паста.

– Ну вот. Тем более.

И сидит, улыбается.

– У меня денег на самолет нет.

– Не нужно. Мы с папиными друзьями летим, они заказали чартер. Мест еще много свободных. В гостинице тоже номера забронированы с запасом.

– Красиво живете.

Юля покачала головой:

– Это не мы. Это папины друзья. Они все банкиры.

– А я здесь при чем?

– Ты любишь «Роллинг Стоунз».

– Я же тебе сказал – я люблю домру.

Она перестала улыбаться. Уловила мой тон.

– Прости, я не хотела тебя обидеть.

– Ты не обидела. Яичницу будешь? Я сейчас вторую возьму. Поделим по-братски.

– Не буду.

Я вижу – огорчилась моя Юля. Не сложилось у нее.

– А проводить меня в аэропорт приедешь? – голос такой грустный.

– Ты же ненадолго летишь.

– Тебе трудно, что ли?

– Нет, не трудно… Ладно, не злись – у меня все равно загранпаспорта нету. В Ростов пришлось бы сначала сгонять. Да и то за день не сделают.

Она посветлела.

* * *

Ни в какой аэропорт я, конечно, ехать не думал. Жора поныл, что такие связи нам очень бы пригодились и что нам надо их укреплять, но был сразу жестко отправлен и благоразумно сник.

– Еще раз про нее заикнешься, я тебе лицо поломаю. Ты меня понял?

– Понял, Толя, ну чего ты.

– И про «нас» поясни чуток. Это что за «мы»? В отношения задумал вступить?

– Толя… Ну я же твой директор… Ну пожалуйста! Они договора уже на подпись готовят.

– Ага. И ты, значит, такой хочешь подписывать бумаги вместо меня? А насос у тебя не сломается?

Я прикалывался. На самом деле мне было без разницы. Вообще, по фигу – будет он моим директором или нет. Я даже насчет этих людей из клуба еще не решил – мутить с ними или послать подальше. Потому что думал совсем о другом.

Где она – и где я. Вот это была тема. Ну какой, блин, Париж. Какой «Роллинг Стоунз». Какие выкупленные самолеты. Я в трениках на работу хожу. И «дошик» из пластиковой коробки хомячу. Не может быть, чтобы между нами стукнул мотор. Я – дно, я – ростовское днище. Усеянное мусором и битым стеклом. Я – камень на шею.

Но потом у себя на столе нашел какие-то почеркушки. Звездочки смешные с глазами, рожицы, всякая фигня, которую от нечего делать рисуют. Когда задумались или руки занять нечем.

Я Жоре говорю:

– Ты бы убирал за собой свое творчество. И, вообще, сколько еще будешь тереться здесь?

А он отвечает:

– Это не мое. Это Юля оставила. Слушала твой трек и чертила.

Я листочек перевернул, а там раз пять написано «Бустер», и еще пару раз – «Вселенная». Вокруг черточки разные, крестики.

Я говорю:

– Что за Вселенная? О чем разговор был?

– Да ни о чем, Толя. Она твой «Лед» без конца слушала. Раз двадцать, наверное. Запарила слегка, если честно.

Ростовское днище.

Но ведь осталась тогда в монастыре. Отцу сказала, что из машины выпрыгнет.

Почему я помнил об этом? До фига ведь всего забываю. А это помню.

Может, я дно, потому что так надежней? Как с привязанной рукой. Да еще и с повязкой на глазах. Тук-тук, я в домике.

И оттого быкую. Как реальное дно. Вот человека собрался обидеть.

– Толя, ты куда?

– Номер автобуса какой с «Речного вокзала» до Шереметьева?

Но погнал сначала на радио. До вылета ее рейса в Париж оставалось часа четыре, и я успевал сделать одну штуку.