Чистый лист: Природа человека. Кто и почему отказывается признавать ее сегодня

Эти установки не плавают в облаке под названием «культура», но их можно наблюдать в психологии некоторых южан. Нисбетт и Коэн провели обманный психологический эксперимент в либеральном Мичиганском университете. Чтобы попасть в лабораторию, респондентам приходилось протискиваться мимо помощника экспериментатора, который заполнял бумаги. Когда респондент задевал его, тот резко задвигал ящик стола и бормотал: «Придурок!» Студенты из Северных штатов отшучивались, а вот студенты из Южных штатов были явно задеты. У южан поднимался уровень тестостерона и кортизола (гормона стресса), их самооценка снижалась. Они обнаруживали компенсаторную реакцию, крепче пожимая руку экспериментатору и общаясь с ним более напористо, а на пути обратно, когда другое подставное лицо загораживало им путь в узком коридоре, они отказывались отойти и уступить дорогу. Дело не в том, что южане хронически озлоблены: контрольная группа, которую не подвергали оскорблению, вела себя так же спокойно и собранно, как северяне. И насилие южане считают правильным не всякое, а когда оно спровоцировано оскорблением или нарушением границ.

Районы бедноты, заселенные американцами африканского происхождения, — наиболее неблагополучная с точки зрения насилия социальная среда в западных демократиях, и там тоже глубоко укоренена культура чести. В своем проницательном эссе «Кодекс улиц» (The Code of the Streets) социолог Элайя Андерсон описывал одержимость молодых мужчин уважением, их стремление завоевать репутацию «крутых парней», их готовность нанести жестокий удар в ответ на любое проявление неуважения и всеобщее признание правил этого кодекса83. Если бы их не выдавал лексикон («Если кто-то на тебя наезжает, ты должен вправить ему мозги»), описание их кодекса, сделанное Андерсоном, невозможно было бы отличить от рассказов о культуре чести у белых южан.

Жители афроамериканских районов никогда не пасли коз, так почему же среди них культивировалась культура чести? Во-первых, возможно, они принесли ее с собой с Юга, когда мигрировали в крупные города после двух мировых войн, — забавная ирония для южных расистов, которые считают насилие в трущобах в чем-то специфически афроамериканским. Во-вторых, достояние молодого мужчины украсть очень легко, так как обычно оно представляет собой наличность или наркотики. А в-третьих, гетто — это что-то вроде приграничной территории, где полагаться на полицию не стоит: гангста-рэп-группа Public Enemy в одной из своих песен называет номер службы спасения 911 «шуткой». В-четвертых, бедные люди, особенно молодые мужчины, не имеют других оснований для гордости — престижной работы, хорошего дома, профессиональных достижений, и после веков рабства и дискриминации это вдвойне верно для афроамериканцев. Их репутация на улицах — единственная претензия на статус. Подводя итог, Андерсон подчеркивает, что кодекс улиц постоянно самовозобновляется. Большинство семей афроамериканцев в районах бедноты разделяют ценности миролюбивого среднего класса, о которых они говорят как о «правильных»84. Но этого недостаточно, чтобы покончить с культурой чести:

Каждый знает, что, если правила нарушены, последует наказание. Таким образом, знание кодекса по большей части защищает; оно буквально необходимо для функционирования в обществе. И хотя семьи, ориентированные на «правильные ценности», обычно не согласны с ценностями кодекса, они часто скрепя сердце поощряют знакомство своих детей с ним, чтобы те могли приспособиться к окружению85.

Исследования динамики насилия в гетто не расходятся с выводами Андерсона. Скачок уровня городского насилия в Америке между 1985 и 1993 годами может быть частично увязан с появлением крэк-кокаина и с порожденной им подпольной экономикой. Как указывал экономист Джефф Гроггер: «Насилие — способ укрепить право собственности в отсутствие легального ресурса»86. Вскоре рост насилия в экономике нового наркотика ожидаемо активировал Гоббсову ловушку. Как заметил криминолог Джеффри Фаган, оружие распространяется контактным путем, когда «молодые люди, которые иначе не стали бы носить оружие, чувствуют, что оно им необходимо, чтобы не стать жертвой своих вооруженных сверстников»87. И как мы видели в главе, посвященной политике, очевидное экономическое неравенство — хороший прогностический параметр насилия (лучший, чем бедность сама по себе), возможно, потому, что мужчины, лишенные законных способов добиться статуса, вместо этого бьются за статус на улицах88. И поэтому неудивительно, что, когда афроамериканские подростки покидают неблагополучные районы, они проявляют не больше агрессии и девиантного поведения, чем их белые ровесники89.

* * *

Гоббсов анализ причин насилия, подкрепленный современными данными о преступности и войне, показывает, что насилие — это не примитивное, иррациональное побуждение и не «патология», если это не метафора состояния, от которого все хотели бы избавиться. Напротив, это почти неизбежный продукт взаимодействия рациональных социальных организмов, действующих в собственных интересах.