Чистый цвет

Было ли это обещанием помнить – или обещанием забыть? Ведь человек никогда не будет искриться во второй части жизни так, как он искрился на твоих глазах в первой. Потому что если боги-наблюдатели покинут его тело, они никогда больше в него не вернутся, чтобы наблюдать за тем, за кем наблюдали раньше. А ведь именно их наблюдение создает искру, значение, встраивается в разум. Совместная жизнь уже не будет такой, какой была в присутствии тех божков-наблюдателей, собиравших информацию для следующей версии мира.

Когда Мира повстречала Энни во второй половине жизни, часы, которые они проводили в обществе друг друга, уже не были материалом для создания мира будущего. Просто два человека проводили время вместе – что тоже неплохо само по себе.

* * *

Возвращаясь в арендованный ею бунгало в первые часы нового дня, Мира вдруг поняла, что его крыша дымится. По стенам ползли оранжевые языки пламени, а рядом остановилась пожарная машина. На улице стояли соседи, и, кружась, мигал сине-красный маячок полицейской машины. Один из пожарных спросил Миру, перед тем, как зайти в домик, было ли там что-то, что нужно спасти. У Миры в голове наступила абсолютная пустота. Что у нее вообще было? Она ответила: «Не думаю, что там что-то есть». И пожарный вошел внутрь.

Когда пожарные, наконец, показались снаружи, тот, который говорил с Мирой, подошел к ней и объяснил, что полы теперь мокрые – смола, трение и что-то еще вызвали искры между проводами под крышей, и теперь всё будет пахнуть дымом: ее одежда, кровать и все постельные принадлежности. Пожарный сказал, что ей нужно заселиться в отель и вернуться за вещами наутро. Поэтому она зашла внутрь забрать свою пижаму и зубную щетку. Она пробиралась по темному и задымленному дому и видела огромные грязные следы ног в резиновых сапогах. Потом она заметила продавленную картонную коробку. Она оставила ее на полу нераспакованной. Один из пожарных на нее наступил. Когда Мира склонилась, чтобы открыть ее, она обнаружила свою лампу, разбитую вдребезги. Она пропустила сквозь пальцы горсть красных и зеленых стеклянных камушков.

Ну конечно же она хотела бы спасти свою лампу! Но когда ее спросили, что бы ей хотелось спасти, она обо всем позабыла. Если бы всё остальное пропало, она бы расстроилась не так сильно, но ее лампа была единственной ценной вещью – и потому самой лучшей. Теперь Мира ощутила тоску по ней прежней. Ну почему она не распаковала ее в первую очередь с величайшим почтением и осторожностью? Потому что, как только она прибыла в город, где жила Энни, она немедленно отправилась встретиться с Энни. Как она могла так сглупить? Она и на минуту не задумалась об этой драгоценной вещи. Как она вообще могла забыть, что лампа была лучше всего?

* * *

Наверное, будет не так уж плохо, если мы все погибнем в один момент, когда наступит время второй версии мира; может быть, это будет не так уж грустно. Здесь, в первой версии мироздания, мы созданы, чтобы умирать по одному – и в этом вся боль и тоска. И в этом – красота.

* * *

С чернильно-черного неба стал падать снег, и над городом разлился запах свежего снежного воздуха. Низкая луна спряталась за несколькими облаками. Мира стояла в поле за придорожной гостиницей, куда она переехала в ночь, когда случился пожар. Она выглядывала из-под опушки из искусственного меха на капюшоне, ей было плохо видно, потому что капюшон был слишком велик и всё падал ей на глаза. В это время Бог выслушивал ее жалобы. «У меня слишком большой капюшон, он всё время падает на глаза». А эта куртка стоила ей слишком много денег! «И эта куртка слишком дорогая. Почему я так бестолково трачу деньги?» В следующей версии мироздания не будет никаких курток и никаких денег. Столько наших жалоб относятся только к этой версии мира, где погода и стыд таковы, что нам нужно столько одежды. Вовсе не обязательно, что в следующей версии мироздания всё будет так же. Но мы не знали, будет ли следующая версия отличаться от прежней или останется такой же, так что направляли Богу все наши жалобы.