Читаем Чистый цвет полностью

Мире хотелось бы видеть красоту холодного пышного хлопка, падавшего с неба, и ветвей, опустившихся под тяжестью мокрого снега. И она видела, но гораздо больше досадовала из-за капюшона и того, что она, очевидно, совершила неудачную покупку. Почему она не дождалась, когда ей встретится куртка получше? Потому что она ненавидела думать о куртках. Потому что ненавидела ходить за покупками. Но человек в этой версии мира сталкивается с необходимостью приобретения одежды. Бог знает, что это у многих вызывает досаду, и, выслушивая жалобы Миры, он убедился в этом снова. Мира прошла через автостоянку, зашла в холл гостиницы и поднялась в свой номер, где повесила свою мокрую куртку в шкаф и сняла зимние ботинки у входной двери. Потом она вступила в лужицу растаявшего снега, и у нее промок носок. Теперь у нее была жалоба из-за этого носка! Ну почему она здесь? Зачем она вообще существует? Чтобы жаловаться Создателю из-за носков? Ну почему Бог не уничтожит этот черновик и не начнет уже творить следующий? Что еще он хочет услышать?

* * *

Мира лежала на кровати и прокручивала в голове их разговор с Энни и все сцены из их юности: как они сидели на полу у Энни в квартире, арахисовый суп, их поцелуй на улице. Она видела себя и Энни – двух девушек далеко внизу – как будто даже когда она проживала тот опыт, она была высоко в небе. Почему, задавала себе вопрос Мира, когда она обращалась внутренним взором в прошлое, она всегда вспоминала произошедшее не собственными глазами, а будто с какой-то более высокой и дальней точки наблюдения далеко за собственной спиной и над своей головой, – точки, до которой невозможно добраться, если только не парить в воздухе? Наверное, потому, что самый важный взгляд, наблюдавший за ее жизнью, никогда вовсе не принадлежал ей.

Миру всерьез расстраивало, что самая выгодная точка обзора должна принадлежать Богу, а не людям. Разве не жестоко заставлять чувствительные создания просто служить твоим собственным целям здесь, в первой версии мироздания? Ведь даже в следующей версии мы по-прежнему будем служить воле Божьей как благодарные зрители его прекрасного спектакля. Так возможно ли вообще создавать существ, которые бы служили собственным целям, или твои цели всегда будут ограничивать их свободу, раз уж ты их создал?

Мира никогда не хотела того, что Бог или ее отец больше всего хотели от нее, и это причинило ей очень много боли. Она была неспособна ответить взаимностью на теплую любовь медведя. И она терпеть не могла быть критиком. Она просто хотела ощущать те же счастье, благодарность и красоту, что ощущала, когда в нее вселился дух ее отца. И даже само это чувство – желание что-то исправить – было чувством и желанием, исходящим от критика.

* * *

Как может человек ослушаться Господа своего, того Самого, что сотворил его? И что произойдет, если ослушаешься? Наверное, Бог тут же поразит тебя насмерть. А что, если твой Господь умрет раньше тебя? Тогда уже можно не слушаться? И можно ли считать ослушанием, если рядом больше нет никого, кто имеет хоть малейшее представление о том, что для тебя значит «ослушаться»? Почему кажется, что единственный способ жить – это не слушаться?

* * *

Пусть на нее падет любой позор. Она будет носить костюм листа. Она не будет одеваться в жемчуга и атлас. Лист одевают лишь снег и дожди. Она не будет высказывать свое мнение ни по какому поводу. Она не будет совершать никаких деяний, будет оставаться на одном месте, как лист, и когда она умрет, то упадет на землю. Лист остается на ветке, где рос, и не пытается менять мир, в котором живет. Она не выйдет в окружающий мир, чтобы критиковать или исправлять его. Если ее осмеют за костюм, она не станет пытаться исправить людей, которые ее осмеяли. Она не считала, что все должны быть как лист. Она не считала, что никто не должен. Она оденется листом не для того, чтобы выразить протест против того, как живут другие. Она это сделает не для того, чтобы быть самым лучшим человеком или же самым худшим.

Конечно же, вся эта затея была глупостью! Не нужно ей доказывать никому свою правоту. Но листом ей и не пришлось бы этого делать. Никто не станет призывать лист выступать перед судьями. Естественно, ее костюм не поможет ей чего-то достигнуть, но разве кто-то ждет от листа достижений? Лучшее, что может делать лист, – это выпустить в воздух капельку кислорода.

* * *

Мира купила зеленой ткани, зеленую нитку и серебристую иголку и начала шить свой костюм. Она смешала зеленую краску со своим кремом для лица и снова вернулась к шитью листа. Он был широким посередине и зауженным с обоих концов, с прожилками, которые она нарисовала коричневой краской, и центральной жилкой от верха до низа. Одна сторона костюма прикрывала перед, а вторая – спину, а сверху оставалось отверстие для головы. Костюм обрел жесткость, когда она набила его тряпьем. Она надела его и просунула руки в отверстия по обеим сторонам. Потом она отправилась на поиски коричневого трико и черных кроссовок и надела их.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее