Чистый углерод. Алмазный спецназ-2

А ты — вот она, на Белгравии. Вот тут стая за тебя и возьмется. Первое, о чем тебя спросят: где камни, стерва? И что ты им ответишь? Расскажешь, что тебя обвели вокруг пальца злые особисты, отняли камни, но тебя почему-то отпустили? Тебя спросят: с чего бы вдруг они тебя отпустили? Так не бывает… Твоим приятелям прекрасно известна пара-тройка случаев, когда ты откровенно крысятничала. А тебе прекрасно известно, что они и понятия не имеют о слове «гуманизм». Смешно: с тебя шкуру будут драть, а ты будешь хрипеть, что не знаешь, где камни, и это будет чистая правда, но ей никто не поверит…

Стая ваша все равно попадет под кампанию — только к тому времени твои фрагментики будут валяться на десятке лондонских свалок… если вообще останутся фрагментики. Частных яхт в Британии куча, никто им не запрещает выходить ночью в море — и полетишь ты за борт в бетонном бикини… Или все же веришь, что сумеешь в этих обстоятельствах оправдаться? — он достал из кармана свернутые вчетверо листки тончайшей бумаги, аккуратно расправил и протянул ей. — Почитай вдумчиво. Я не тороплю. Здесь все: через кого пойдет деза, кого подключат орудовать клещами и паяльником, чтобы самим не пачкать руки, подробности дезы… В общем, читай не спеша. Можешь сначала опрокинуть стопочку, я не возражаю.

Она и не глянула на бутылку — впилась взглядом в аккуратные строчки, явно отпечатанные на принтере. Читала медленно, словно в уме повторяла каждое слово, и в лице у нее понемногу проступала хорошо знакомая Мазуру тоскливая безнадежность загнанного в угол человека. Закончив, столь же неспешно стала перечитывать, порой глядя вверх так, словно что-то просчитывала или комментировала для себя.

Лаврик налил себе и Мазуру, и они выпили, не чокаясь, закусив свежайшей копченой белугой. Лаврик первым принялся за пельмени, и Мазур последовал его примеру. Олеси они словно и не замечали, увлеченно набивая пузо.

— Послушайте… — раздался тихий, вялый голос Олеси — голос окончательно и бесповоротно сломленною человека.

— Дай пожрать, — равнодушно бросил Лаврик, продолжая орудовать массивной серебряной ложкой. — С утра не жравши, по твоей милости, между прочим…

И продолжал уплетать пельмени, макая их предварительно в блюдечко со сметаной. Мазур тоже не смотрел на Олесю, он всерьез проголодался и не отставал от Лаврика. Так продолжалось какое-то время, потом раздался звенящий от волнения голос Олеси:

— А это обязательно — еще и унижать меня?

Лаврик сказал серьезно:

— Хочешь верь, хочешь — нет, но я тебя унижать не собираюсь. Я и в самом деле чертовски проголодался, а тут такая жратва… Ну ладно, — он со вздохом отложил вилку. — Излагай кратенько.

— Я согласна, — сказала она.

— Умница, — сказал Лаврик бесстрастно. — Рад, что в тебе не ошибся.

— Что вы меня заставите делать?

— Что я тебе поручу делать? — поправил Лаврик. — Дай-ка сюда.

Он забрал, у нее листочки, разорвал пополам, еще раз подполам, сложил в массивную хрустальную пепельницу и поднес огонек зажигалки. Произошло что-то вроде крохотного бесшумного взрыва: куча бумажных лоскутков вспыхнула ярким пламенем, вся, сразу и исчезла, не оставив даже пепла. Олеся невольно отшатнулась. Мазур остался невозмутим он на своем веку повидал немало хитрой бумаги, и мгновенно растворявшейся в воде, и вмиг сгоравшей без пепла, и еще всякой.

— Поручение у тебя будет простое, — сказал Лаврик. — Через несколько дней ваша стая должна будет собраться и заслушать твой отчет о проделанной работе. Когда и где?

— В следующий вторник. В Питере. В…

— Это уже неинтересно, — прервал Лаврик. — Так вот, ты туда пойдешь в качестве моего личного посланца. Можно сказать, официального лица. Расскажешь им все. Как мы вас вели больше года, как подставили вам Кирилла, как перехватили алмазы. Расскажешь, что мы знаем о вас достаточно, чтобы стереть в порошок. И непременно сотрем, если не перестанете лезть в политику. Если будете по-прежнему тихонько набивать защечные мешки — останетесь на свободе и при своем.

Правда, добавь: с этого времени пятьдесят один процент всех ваших акций, активов и прочего — у меня. Это не будет нигде зафиксировано на бумаге и не заверено юридически, но так оно и будет обстоять. И если я распоряжусь что-то сделать — или наоборот, не делать чего-то — это должно быть выполнено моментально и в точности. Для пущей убедительности предъявишь, как говаривали в старину, экстракт того компромата, что у нас занимает полторы комнаты, — он поднял ладонь, видя, что она собирается задать вопрос. — В Питере, в зале прилета, тебя окликнет вежливый приличный человек — или это будет девушка, не важно — скажет, что ты что-то уронила и подаст тебе что-нибудь типа маленькой косметички или пачки сигарет, не суть важно.

Главное, кто-то окликнет и подаст нечто тобой оброненное. Там будут флэшки с экстрактом. И за себя не беспокойся. Есть у меня привычка — не давать в обиду тех, кто на меня работает исправно. Так им и скажи: я велел передать — если тебя хоть пальцем тронут — будет так плохо, как в жизни не бывало.