Наконец, она добралась до улицы, вымощенной асфальтом и озаренной скудным светом фонарей. Вереница частных домиков смотрелась жалким подобием жилья на фоне монументальных многоэтажек, растущих посреди поля. Второй дом отыскался довольно быстро – потеряться на этой маленькой улице было все равно что заблудиться в трех соснах. Невысокий железный забор, кое-где съеденный ржавчиной и временем, огораживал столь же невзрачный домик в три окна. Шиферная крыша, наглухо закрытые ставни – одна из них была перекособочена, точно бровь, которая пыталась изобразить на лице дома недовольство.
Не найдя звонка, Катя постучала и вздрогнула от испуга, когда по ту сторону калитки залаяла собака. Девушка отступила назад, хотя было наивным полагать, что эта пара шагов сможет защитить, если четвероногий охранник признает в ней грабителя. Но кроме собаки никто не отреагировал на ее приход. Она постучала снова, более настойчиво.
Наконец ее услышали. Лампочка над крыльцом загорелась, а через минуту входная дверь отворилась. На пороге возникла маленькая фигурка. Слабое зрение вначале признало в ней ребенка, но когда раздался голос, Катя поняла, что хозяйка дома – старушка. «Интересно, он специально выбирает мне в подружки дам постарше?» – пронеслось в голове Кати.
– Кто там? – беспокойно крикнула старушка в темноту. С появлением хозяйки собака залаяла еще громче.
– Добрый вечер! – воскликнула Катя, обращаясь к безликой фигуре. Она поднялась на цыпочках, чтобы выглянуть из-за забора. – Меня зовут Екатерина, я журналист газеты «Городской вестник»! Я работаю над статьей и хотела бы задать пару вопросов вам, если вы не возражаете.
– Газета? – переспросила хозяйка дома, очевидно, разобрав в тираде непрошеной гостьи лишь одно слово. И сама домыслила: – Почтальонка, что ли? Я газету уж полгода как не выписываю.
–Я жур-на-лист! – громко, по слогам прокричала Катя.
– Подожди, деточка. – Старушка сдалась и, держась за перила, стала спускаться по ступенькам.
Собака, наконец, замолчала и, судя по громыханию цепи, спряталась в будке. Щелкнула щеколда, калитка отворилась. Теперь Катя могла разглядеть старушку: несмотря на свой почтенный возраст, она держалась довольно бодро. Маленькая, коренастая, в цветастом байковом халате и калошах, она выглядела как дачница, которую отвлекли от сбора урожая. Ее волосы были убраны в пучок, но выбившиеся пряди, подсвеченные уличным фонарем, образовывали ореол из седых паутинок.
– Добрый вечер! – повторила Катя, на тот случай, если первый раз старушка этого не услышала. Показывая свое удостоверение, она добавила: – Я журналист. Пишу статью о застройке этого района. Я слышала, что застройщик планирует выкупить у вас землю, чтобы возвести на этом месте жилой комплекс.
– Да, все верно, – прокряхтела старушка. Чтобы заручиться доверием пожилого человека, нужно дать ему возможность рассказать о своих внуках или поругать кого-то за наглый произвол.
– Можно задать вам несколько вопросов? – настойчиво продолжила Катя, и старушка, не колеблясь, кивнула.
– Пойдем, чайком тебя напою. А то эти ваши «интерхвью» в такую холодрыгу до добра не доведут! – сказала она, приглашая журналистку в дом.
Катя прошла по дорожке, стараясь держаться подальше от будки – коварно молчащей, но от того еще более опасной. Ступеньки заскрипели под ее ногами, и было удивительно, как они не провалились под ее весом.
Внутри домик казался еще меньше, чем снаружи. Громоздкая мебель делала его совсем крошечным, а полумрак от слабого освещения съедал пространство. Хозяйка усадила Катю за стол, накрытый скатертью с бахромой, а сама стала суетиться на кухне, гремя посудой и банками с вареньем.
– Меня Катя зовут, – представилась она, когда бабулька поставила перед ней фарфоровую кружку с блюдцем.
– Баб Таня, – простецки ответила старушка, точно с утра до ночи только и делала, что представлялась другим людям.
Катя достала из сумки диктофон и блокнот с ручкой, чтобы не вызвать подозрения. Старики хоть и наивны, но детали подмечают, как детективы. Теперь она была вылитой журналисткой – в том идеальном представлении, которое когда-то подарило ей мечту об этой профессии.
– Вы давно здесь живете?
– Лет эдак десять. – Баб Таня прищурилась, вглядываясь в потолок, точно ответ был там, среди побелки и паутины. – Переехала сюда, когда мужа моего не стало, поближе к детям. Так тут и обосновалась. Скоро съезжаю. Продаю эту хибару и переезжаю к детям. И пусть тут строят свои небоскребы!
Она махнула рукой, точно отгоняла от себя надоедливых застройщиков. Чайник пронзительно засвистел, и старушка поспешила снять его с плиты. Она достала один чайный пакетик, экономно, но гостеприимно использовав его для обеих чашек: вначале для Кати – покрепче, а потом уже себе.
– То есть вы не против уехать отсюда и отдать этот дом под снос? – деловито продолжала Катя, утаскивая из вазочки пряник. С обеда она ничего не ела, и голодный желудок недвусмысленно намекнул ей об этом при виде еды.