Читай по губам (ЛП)

У меня появилась внезапная тяга к изысканному супу из лобстера, который готовит Джулиан, шеф-повар моей матери.

Сосредоточься, Деззи!

Постепенно я разбираю свой чемодан и вешаю каждый предмет одежды в крошечный шкаф, который в четыре раза меньше моего шкафа дома, оставляя его половину пустым для моей таинственной соседки. Затем сажусь на кровать, которую застелила свежими простынями и привезенной из дома перьевой подушкой. Она радостно скрипит под моим весом. Слушаю шум в коридоре: семьи, помогающие детям устроиться в общежитии, звук смеха и подшучиваний, шарканье мебели и коробок — все это достигает моих ушей и заставляет стены вибрировать.

Родители сказали позвонить, когда я полностью утроюсь. Но предпочитаю, чтобы они думали, что я потерялась или мертва. Так или иначе, у мамы в следующем месяце выступление в Лондоне, поэтому сомневаюсь, что они даже подумают обо мне, пока однажды после четвертого бокала шардоне отец, наконец, не отвлечется от своих диаграмм по установке освещения и не спросит: «Что-нибудь слышно от Деззи?».

Уже почти семь часов вечера, поэтому я встаю с кровати, освежаю лицо водой перед зеркалом в ванной и брызгаю на себя духами с легким ароматом. Я молюсь, чтобы на этом сборе были не только первокурсники. Когда открываю дверь, меня встречает вид комнаты, расположенной напротив. Шарфы разных оттенков фиолетового украшают потолок миллионами облаков шелка, придавая комнате вид цыганского шатра. Наши комнаты как день и ночь — настолько негостеприимная моя и уютная другая. На дверце шкафа висят гирлянды из бусин, они колышутся, когда хозяйка комнаты проходит мимо них, неся открытую толстую книгу в одной руке и бутылочку витаминной лимонной воды в другой.

Она останавливается, увидев меня.

— Привет, — говорит она равнодушно, ее туго заплетенные косы подпрыгивают с каждым движением, а глаза, словно иголки, впиваются в меня. Она останавливается в дверном проеме. — Ты живешь в комнате 202?

— Похоже, это и есть моя трагедия, — признаю я. Когда присматриваюсь к книге, понимаю, что она читает пьесу. Она на театральном факультете. Подружись с ней, черт возьми! Я слегка киваю в сторону ее комнаты и интерьера. — Мне нравится, как ты обустроила свою…

— Мне нужно еще много чего прочитать, если ты не возражаешь.

Она коротко кивает мне и стучит по краю книги бутылкой с водой.

— «Как пчелы в меду утонули?» — замечаю я, прочитав заголовок на обложке книги. — Я играла Алексу в постановке Брендана Айрана в Нью-Йорке прошлой весной.

— Нью-Йорк, говоришь? — Ее глаза искрятся. — Ты не выглядишь, как первокурсница. Перевелась? Нью-Йорк? Откуда именно в Нью-Йорке?

Теперь я вдруг стою ее потраченного времени. Это удивительно, какой эффект оказывает просто произнесенное имя. Я незаметно упускаю тот факт, что это было не столько постановкой, сколько очередным неудачным прослушиванием.

— Я перевелась из Театральной, танцевальной и музыкальной академии…

— Ригби и Клаудио, — заканчивает она за меня. Ее глаза горят, становясь почти такого же темного оттенка, как и ее смуглая кожа. — И… ты перевелась сюда? Что привело тебя оттуда… сюда?

Перед моими глазами появляется мой бывший декан Клаудио Вергас, который с возмущением кричал мне прямо в лицо, разбрызгивая свой утренний кофе на пол между нами. Это был первый раз, когда он потерял самообладание настолько, что бросил свою любимую кружку. Я все еще слышала звук разбитого фарфора, когда он встретился с выступом сцены. Я даже глазом не моргнула. Подняла подбородок и назвала его упрямым, претенциозным, всезнающим пижоном. Это был не лучший момент моей жизни.

— Методы преподавания… — говорю я уклончиво.

— Нью-Йорк, — стонет она. Все ее детские мечты о том, чтобы быть в центре всеобщего внимания, отражаются в остекленевших глазах. — Я Виктория, — говорит моя новая «лучшая» подруга, заталкивает сценарий подмышку и протягивает мне руку. — Виктория Ли. Третий курс театрального факультета. Не называй меня Вики, у меня очень бурная реакция на это имя. Я становлюсь той еще стервой. Но тебя не трону. Если только не назовешь меня Вики.

В одной руке я держу телефон, поэтому принимаю ее рукопожатие свободной рукой. Она холодная, как лед.

— Я Деззи.

— Замечательное имя. Я люблю Дезире Питерс. Ее исполнение Эльфабы в последнем национальном туре мюзикла «Ведьма» заставило меня плакать. У меня есть ее автограф на диске саундтреков и афише, которую я, разумеется, поставила в рамку. Мне пришлось стоять у двери театра сорок восемь минут в десятиградусный мороз. Но это того стоило.

— Это не сокращение от Дезире, — уточняю я. — Это сокращение от… Дездемоны.

Виктория замирает, уставившись на меня.

— Как Дездемона в «Отелло»?

Привет, родители-театралы.

— Да, именно она. Уже почти семь, поэтому мне нужно идти на сбор первокурсников. Ты пойдешь?

— Он не начнется раньше восьми, — отвечает она, опираясь на дверной косяк и отпивая воду из бутылки. Неожиданно она стала намного дружелюбнее, чем секунду назад. — Как ты об этом узнала?