Доктор Твейт указывает на свободный стул напротив его стола. Я сажусь и смотрю на него. Когда он начинает говорить, женщина рядом с ним начинает двигать руками. О, она переводчик.
И вот я будто снова в старшей школе, встречаюсь с директором из-за другого ребенка, которого избил. Рядом с ним переводчик, сидящий за столом, и мои раздраженные родители, сидящие напротив.
Но здесь нет родителей. Только я, декан и какая-то женщина-переводчик, которую я никогда не встречал, и которая не будет трахаться в кладовке после окончания встречи.
Женщина переводит слова:
Я с трудом сглатываю, ястребиным взглядом скольжу по морщинистым рукам женщины.
Она продолжает:
Я чувствую пот на лбу. Мое дыхание настолько тяжелое, что каждая попытка наполнить легкие истощает. Комната вращается. Он меня разыгрывает? Келлен шутит со мной?
Женщина снова переводит:
— Да, — наконец-то говорю я, совладав с дыханием. — Да. Спасибо за этот шанс, — говорю я женщине, не глядя в глаза доктору Твейту. Понимаю, если он посмотрит в них сейчас, то узнает правду.
Женщина улыбается.
Спустя двадцать минут я, шатаясь, выхожу из кабинета, после того как декан рассказывает все детали. Моя работа в театре на этой неделе дополнительно увеличится на шесть-восемь часов. И я более чем готов сделать это, учитывая, что после инцидента с Келленом я думал, что проведу там ноль часов.
Мне нужно время, чтобы успокоиться. Я стою возле боковой двери, где местные курильщики живут в постоянном облаке дыма вокруг парня по имени Арни, который, кажется, всегда находится здесь. Именно на скамейке за этой боковой дверью я смотрю на свои руки и пытаюсь понять, что произошло.
Неужели Келлен просто собрал свои вещи и уехал?
Неужели я так сильно его напугал, что он решил удрать домой, вместо того чтобы встретиться со мной снова?
Неужели его вина за то, что он сделал с Деззи, перевешивает высокомерие, которое он мне выказал?
Может быть, так оно и есть. А может быть, он не хотел рисковать потерей репутации в глазах отца Деззи и/или Твейта после того, как они бы узнали о том, что он сделал с Деззи.
Но это же не совсем верно. Келлен мог сыграть в игру «ее слово против моего». Я уже раньше был знаком с такими парнями, которые давят на всех своим авторитетом, которые носят свое семейное имя, как броню. Они считают себя непобедимыми.
Хотя его лицо и дизайнерские очки не оказались такими уж непобедимыми для моего кулака.
Во время репетиции я приклеен к Дику и осветительным приборам больше, чем к сцене, и это меня расстраивает, так как я хотел понаблюдать за Деззи и сказать ей несколько слов поддержки, когда увижу. Теперь, когда Келлен уехал, каждое действие кажется сюрреалистичным. Синяк на щеке Келлена не только не повлек никакого наказания, но и позволил мне получить награду. Дик гораздо спокойнее, веселее и, возможно, более образован для этой работы. Мы работаем в команде и заканчиваем в два раза быстрее, чем ожидали.
Поскольку часть работы Келлена, связанная со сценой похорон в третьем акте, не была закончена, я решаю реализовать свою собственную идею. Дик соглашается с этим, счастливый просто от того, что завершил свою часть работы.
— Что такого делал с тобой Келлен, что работа заняла так чертовски много времени? — шутит Дик.
Я отвечаю, что фокусировка света с палкой в заднице занимает у кого-то много времени, и Дик чересчур громко хохочет.
Когда наступает почти одиннадцать, и звезды пытаются прорваться сквозь кромешную тьму неба, Деззи замечает меня на скамейке в ожидании ее. Волосы Деззи растрепаны и спутаны, что придает ей дикую сексуальность, которая заводит меня в тот момент, как вижу ее. Но когда я наклоняюсь за поцелуем, Деззи кажется рассеянной, и ее глаза смотрят куда-то вдаль.
— Что случилось? — спрашиваю я, но она лишь отвечает, что устала.