Изучая произведение
Ссылки на страницы приводятся по изданию: Freud S.
(1919h). L’inquiétante étrangeté et autres essais, trad B. Féron. Paris: Gallimard, 1985, p. 209–263 [страницы, указанные в квадратных скобках, приводятся по изданию: OCF. Р., XV, 145–188].• В поисках специфической тревоги
Фрейд заявляет о своем давнем любопытстве в отношении чувств, вызываемых выражением unheimlich.
На первый взгляд, этот термин относится к чему-то пугающему, к тревоге или к ужасу. По его мнению, в то же время, unheimlich относится не только к чувству тревоги, оно должно содержать более специфическое ядро, без сомнения скрытое в бессознательном. Это ядро Фрейд ищет в дух направлениях, сначала в этимологии, затем в ситуациях, которые вызывают ощущения подобного типа. Вначале он отмечает, что этот термин очень часто употребляется в немецком языке и что у него нет эквивалентов в других языках. В виде отступления отмечу здесь трудность, с которой сталкиваются французские переводчики: М. Бонапарт перевела слово das Unheimliche как зловещее[16], этим термином воспользовался и Б. Ферон в настоящем переводе, в то время как переводчики собрания сочинений Фрейда (Œuvres complètes de Freud) выбрали слово Тревожное[17].Этимологическое исследование показывает нам, продолжает Фрейд, что в немецком языке unheimlich
– это противоположность heimlich, причем heimlich – нечто привычное, близкое, известное, то, что напоминает о домашнем очаге. Но термин heimlich имеет также значение тайного, скрытого, замкнутого, даже опасного, таким образом, в конце концов смыкается со своей противоположностью – unheimlich. В действительности unheimlich называют также то, что должно было бы оставаться тайной, но всплывает, проявляется: «Таким образом, Heimlich – это слово, значение которого развивается амбивалентно, настолько, что в конце концов совпадает с противоположным unheimlich. Unheimlich — в некотором роде разновидность heimlich» (p. 223 [159]).
• От переживания жуткого к страху кастрации
Затем Фрейд задается вопросом, какие личности, ситуации или вещи способны произвести на нас впечатление жуткого.
По его мнению, преимущественно мы сталкиваемся с подобным впечатлением, когда не знаем, имеем ли мы дело с живым существом или мертвым, многие волшебные сказки основаны на этом тревожном чувстве. Например, Песочный человек Э. Т. А. Гофмана особенно показателен с этой точки зрения, поскольку там главный герой – Натаниэль – влюбляется в восковую куклу Олимпию, о которой не знает, живое она существо или неодушевленное; эту тему подхватывает Оффенбах в опере Сказки Гофмана. Более того, Натаниэль испытывает ту же пугающую неуверенность по отношению к Коппелиусу, не зная, является ли Коппелиус ужасным Песочным человеком, – до такой степени, что при виде Коппелиуса герой сказки переживает приступ безумия: охваченный ужасом он погибает, бросившись с башни. В то же время, по мнению Фрейда, наиболее яркое жуткое впечатление в этой волшебной сказке связано с личностью Песочного человека, потому что он угрожает вырвать у ребенка глаза. Тревога за свою жизнь – это не просто интеллектуальное впечатление; с психоаналитической точки зрения, мы имеем дело скорее с повторением ужасной детской тревоги, связанной со страхом кастрации. Другими словами, Песочный человек представляет для Натаниэля наводящего ужас отца, который вызывает у ребенка страх кастрации: эта тема отсылает к мифу об Эдипе, где последний подвергает себя наказанию, выкалывая себе глаза.
• От нарциссического раздвоения к раздвоению Я – предвестнику Сверх-Я