Читаем Читая Маркса... (Сборник работ) полностью

Поэтому было бы неправильно представлять себе создание опубликованной дочерью Маркса «Тайной дипломатии XVIII в.» так: Марксу как-то встретились в библиотеке занятные шведские памфлеты на Россию времен Северной войны и следующих лет. Он прочел эти хлесткие, острые, брызгавшие ненавистью страницы, увлекся и написал свой едкий, полный сарказма памфлет. Конечно, дело обстояло иначе. Была эпоха спада и крушения революционной ситуации в Европе – после усмирений 1849 г. Была непреложная возможность повторений подобных «усмирений» российским колоссом – при восторженной помощи перепуганных реакционных европейских правительств (Маркс ясно предвидет именно такую диалектику дальнейшего развития процесса).

Еще раз нанести удар по становому хребту реакции, разоблачить истинное классовое лицо и подлинную ведущую линию царской дипломатии – такова была политическая задача Марксова памфлета. Он бил в важную и для того времени самую актуальную точку. Замысел его рожден в уме революционера.

Рукопись «Тайной дипломатии», которую Маркс начал писать в 1856 г. и часть опубликовал сам в газете Уркарта, оборвана на полуслове цитаты. Она осталась незавершенной, брошеной. Почему?

Вероятно потому, что на исходе 50-х годов Маркс и Энгельс заметили в России совершенно новое явление – признаки складывания там первой революционной ситуации. Россия, которая, по собранным ими о ней данным, была в первой половине XIX в. страною безмолвных рабов, стала проявлять признаки массового движения. В стране, столь бедной революционными силами, что никаких ее организаций Маркс и назвать не мог, появились выдающиеся идеологи революционной борьбы – Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов.

И крестьянское движение в России, и появление руководителей русской революционной демократии, и журнал «Современник» – все это было замечено Марксом и Энгельсом. Возможно, какие-то сведения о крестьянском движении исхода 40-х – начала 50-х годов – еще до Крымской войны – заметились Марксу и Энгельсу: «Если гроза разразится… Германия имела бы только одного возможного союзника – Россию, при условии, что там произойдет крестьянская революция», – пишет Энгельс Марксу в мае 1851 г. Пока формулировка дана в подчеркнуто условной форме («если… при условии») и выглядит почти абстрактно. Но в апреле 1853 г. надежда Энгельса звучит куда увереннее, хотя и предполагает еще начальное выступление со стороны дворянства: «…дворянско-буржуазная революция в Петербурге с последующей гражданской войной внутри страны вполне возможна»[248]. Маркс пока прямым образом не откликается на предположение друга. Но дальнейшее развитие событий приковывает и его внимание к этому новому, невиданному ранее процессу. Раньше – на первом этапе своего изучения России, сосредоточенный на реакционной роли царизма, его дипломатии и войнах, Маркс вообще никаких предположений о сроках русской революции не делал.

Но вот в июне 1858 г. в работе «Политические партии в Англии» зазвучали новые ноты: «Существует еще одна великая держава, которая десять лет тому назад чрезвычайно энергично сдерживала напор революции. Мы имеем в виду Россию. Но в настоящее время у нее самой под ногами накопился горючий материал, который, при сильном порыве ветра с Запада, может внезапно воспламениться»[249].

Прошло еще пять лет. Уже констатировано наличие в России революционной ситуации, но теперь обобщающая мысль диалектика чертит совсем новые линии возможного дальнейшего развития событий. Теперь уже вновь факты понимаются в рамках большой европейской революционной конъюнктуры, которая, видимо, нарождается: «Ясно одно – в Европе снова широко открылась эра революций… Будем надеяться, что на сей раз лава потечет с востока на запад, а не наоборот…»[250].

Вот какие огромные перемены: уже нет речи о необходимости порыва ветра с запада, да еще «сильного», теперь уже лава, на что Маркс надеется, потечет с востока на запад. Далее мы еще вернемся к этому вопросу, пока же ясно, что у нас уже есть важные данные для ответа на вопрос, почему перо Маркса остановилось, оборвав цитату, и памфлет о тайной дипломатии царизма остался неоконченным. Потому что в самой России народились силы, идущие в атаку на твердыни царизма, стремящиеся и могущие, в этом Маркс уверен, сокрушить их. Этими событиями первой русской революционной ситуации и открывается новый этап в изучении Марксом России. Теперь уже не только царизм, а идущие на штурм царизма русские революционные силы в центре внимания Маркса. Вопрос о России предстает теперь совсем в новом свете. Диапазон охвата фактов становится гораздо обширнее. Аспекты вникания в проблему России делаются намного сложнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука