Читающая кружево

Таунер ждала его на пирсе. Солнце скрылось за зданием таможни и озарило небо за спиной у Таунер всеми оттенками цвета, усиливая сияние над городом и освещая гавань и океан, так что небо и вода становились неотличимы друг от друга. Их разделяла не горизонталь, а вертикаль — фигура Таунер, окруженная светящимся ореолом.

Она походила на видение, но скорее болезненное. Неземной свет был порожден закатом и мигренью — Рафферти чувствовал себя так, будто у него в мозгу короткое замыкание.

Пока лодка плыла мимо Таунер к причалу, освещение изменилось. Рафферти приходилось напрягать зрение и щуриться, чтобы разглядеть женщину, и в сумерках сознание полицейского привычно фиксировало все окружающее и происходящее. Обрезанные джинсы, босые ноги. Знакомая футболка. Старый свитер, наброшенный на плечи и застегнутый цепочкой.

— А я уже думала, ты меня обманул, — призналась она.

— Прости. — Рафферти причалил.

Начало сегодняшнего приступа мигрени поразило его своей странностью. Звуки отражались эхом. Мягкая рубашка царапала кожу словно наждачная бумага. Детективу казалось, что он ничего не видит и в то же время видит все. Рафферти никак не мог сфокусировать взгляд на лице Таунер, но замечал полосу загара, обретенную после работы в саду, и пятнышки под ногтями — там, где не удалось выскрести грязь.

Что-то подсказывало ему: надо вернуться домой. Все отменить. Таунер не хотела второго свидания. Просто он ее уговорил, не так ли?

Она оказалась в лодке, прежде чем детектив успел что-либо сказать. Лодка была в нескольких футах от причала. Рафферти рассчитывал безукоризненно пристать — может быть, слегка пустить пыль в глаза. Он ожидал, что Таунер схватится за борт и подтянет лодку, но девушка просто прыгнула. Он протянул руку, и она схватилась за нее, чтобы удержать равновесие, но цель была достигнута и его участие даже не понадобилось. Эта женщина уверенно чувствовала себя в море.

«Может быть, только в море, — подумал Рафферти. — Что ж, это естественно для семейства Уитни».

Рафферти попытался отогнать эту мысль. Меньше всего ему сегодня хотелось думать о семье Таунер.

— Сто десятая модель, — в восхищении произнесла она. Старая деревянная парусная шлюпка, выкрашенная в коричневый цвет. Похожа на сигару с запечатанными концами. — Моя первая лодка тоже была сто десятой модели.

— Шутишь?

Рафферти понял, что плывет в открытый океан и огни города удаляются. Он сам этого не заметил. Возвращение домой на повестке дня больше не стояло.

— Ты участвовала в гонках на такой лодке? — И снова Рафферти осознал, что уже знает ответ на этот вопрос. Дома у Евы он видел фотографию маленькой Таунер, сделанную в яхт-клубе.

Таунер задумалась, а потом наконец ответила:

— Нет. Никогда.

Он удержался от расспросов.

Провалы — вот как называла это Ева. У Таунер провалы в памяти. Не нужно слишком удивляться. У кого их не бывает? В Обществе анонимных алкоголиков такие штуки называли «затемнениями». Рафферти предпочитал вариант Евы.

Сегодня провалы были у него перед глазами — бреши и пустые места, которые становились все больше. Закатный свет померк, но небо было отчетливо разделено надвое. Даже слишком отчетливо. Как будто кто-то крошечным ножом рассек картинку перед глазами Рафферти, разделив ее почти идеально пополам, а потом лезвие врезалось ему в череп. На сей раз детектив не собирался уклоняться от головной боли. Хотя иногда он это делал.

Боль приближалась. Он туже натянул шкот — нужно плыть быстрее, чтобы избавиться от дурноты.

— Не возражаешь, если мы немного помолчим? — спросил он.

Таунер, похоже, радовалась, что не нужно разговаривать. Она устроилась на носу. Держась за борт и ни разу не оглянувшись, смотрела вперед, на черную воду.

Просьба помолчать могла бы рассердить любую женщину. Но Таунер, видимо, была не против.

Они вошли в ритм. Ветер. Волны. В этом было что-то гипнотическое. В воздухе ощущалось нечто такое, отчего стало легче дышать.

Рафферти понимал: Таунер тоже это почувствовала. Свидание началось успешнее, чем в прошлый раз. Даже лучше, когда они не пытаются говорить.

Где-то неподалеку от Манчестера он перестал видеть. Отчасти из-за темноты. Поначалу детектив решил, что они сбились с курса и заплыли дальше, чем ему казалось, но потом услышал чаек и понял, что земля близко. Раньше он никогда не лишался зрения полностью. Отказывала либо правая, либо левая половина, и он не видел предметов, если смотрел прямо на них: приходилось смотреть мимо, чтобы понять, что находится у тебя перед носом.

Рафферти не знал, что тому виной — темнота или мигрень. Он понимал только, что ничего не видит.

«Постфаза», — подумал он.

Сначала появлялись галлюцинации. Так и сейчас произошло. Они пропали, как только началась головная боль. Но потом вернулись. Он в жизни ничего подобного не испытывал.

— С тобой все в порядке? — донесся как из тумана голос Таунер.

— Мигрень, — ответил Рафферти. — Ничего не вижу. Придется тебе самой управлять лодкой.

Когда они поменялись местами, он сел на дно. У него кружилась голова.

— Пойдем обратно? — спросила Таунер.

— Да.