Чюрлёнис

Стоит человек.
Кружится ворон –
вот он.
Стоит человек,
натянув тетиву,
на вершине Земли.
(…Рушится Троя.
Стоит человек.
Стоит, словно вечен.
Прах Вавилона.
Содом и Гоморра.
Стоит человек, что ни век.
Рим умирает.
Стоит человек.
Стоит, изувечен.
И всё-таки вечен.
Рушится все.
Стоит человек.
Стрелы свистят.
Стоит человек.
Острые копья.
Падает меч.
Стоит человек.
Пуля звенит.
Падает бомба.
Сыплются черные комья
мерзлой земли.
Ракета уходит в зенит…)
Но стоит человек
среди горных вершин,
сверкающих снегом.
Стоит человек.
Он увенчан и вечен.
Из века в век.
Лук и стрела.
Черная птица
над человеком.
И стоит человек.
Стоит человек.
Стоит. Человек.

Жемайтийское кладбище

АНТИМИР Попытка подвести итог

«…У меня здоровые крылья. Я полечу в далекие миры, в край вечной красоты, солнца и фантазии, в заколдованную страну…»

М. К. Чюрлёнис

1

Мы – аргонавты.
Немало испытано зла –
как нам не жаждать добра!
Мы – аргонавты.
Немало испытано лжи –
как нам не жаждать правды!
Мы – аргонавты.
Немало мы видели страшного –
как не искать красоты!
И если искусство – не ложь,
а правда,
и если учит не злу,
а добру,
и утверждает собой
не древний звериный инстинкт,
а благородную красоту –
значит, оно для человека…
Мы – аргонавты.
Нас ведет мечта.
Мы хотим
возвратить
потерянное…
Помоги, Чюрлёнис!

Жертвенник

2

Мечта?

Если мы хотим понять Чюрлёниса, то не должны анатомически препарировать его. Окинем взглядом панораму его грандиозных построений. Чюрлёнис – философ. Прежде всего философ, изложивший свои оригинальные взгляды на Вселенную с помощью звуков, контуров, линий, красок, поэтических образов. Трудно определить, где тут кончается музыка и начинается живопись, где кончается живопись и начинается поэзия. Так что же это такое? Музыка?

Пластика? Поэзия? Я не берусь ответить на этот вопрос. Постижение Чюрлёниса продолжается. Наверно, Чюрлёнис – это все вместе: и музыка, и краски, и поэзия. Но главное в нем – мысль. Архитектурные чертежи и воздвигнутые по ним ансамбли мысли. Если все его разрозненные творения сложить в циклы (получится круг), а циклы объединить в систему (получится большой круг); если прослушать и осмыслить его музыкальные мотивы, прочесть его интимные поэтические записи и попытаться, наконец, все это суммировать, то нам станет ясно – мы имеем дело с цельной, очень оригинальной, своеобразной и сложной художественно-философской системой. Это раздумья над самой сущностью бытия. В сложностях этих раздумий трудно определить, где, в какой Вселенной очутились мы вместе с творцом. И очень нелегко конкретизировать время. Что это – будущее, настоящее, прошлое? Или первичный период формирования планетных систем, за которым кроется тайна? Неизвестно. Вечный холод. И на какой планете или звезде видел и слышал творец все то, о чем образно пытается рассказать нам? Странные видения. Невообразимые миры. На земле такого не было. А может, и было? Как знать? Если и было, то уже, наверное, давно (как затонувшие корабли) покоится на морском дне или погребено под золотым песком. А может быть, это только интуитивные догадки художника? Где он все это видел? На дно какого моря погружался? Какие пустыни раскапывал? Где побывал? На Марсе? Во сне? Гениальная мысль этого художника мчится со скоростью света. И поэтому для него самого несущественно, какой объект изображать. Это может быть наша планета. А могут быть и другие галактики. Это нам трудно. А не ему. Он Колумб. Он первым высадился на континенте новой эры. Он жил там, где мы еще нескоро сможем жить. И его космический релятивизм не менее важен для философии искусства, чем теория относительности Эйнштейна для конкретных наук, для эксперимента и практики. У него было иное, совершенно отличное от нашего, ощущение пространства и времени. Такое, возможно, будет у людей грядущего…

Жертва

3