Лето 1909 года Чюрлёнис с женой провели в Плунге. «Писал, по большей части, с 9 утра до б-7, а потом – меньше, только из-за того, что дни стали короче. Почти ежедневно после работы ходили с Зосей гулять… В день выкуривал по 20-25 папирос…» – пишет он в письме к брату. Чюрлёнис пробыл в Жемайтии около четырех месяцев и все время очень напряженно работал. Это, конечно, не могло не отразиться на его здоровье, особенно на его нервной системе. Чюрлёнис чувствует, что ему уже не придется увидеть взлелеянную в мечтах страну пирамид и пальм: «Кажется, еще недавно мы были детьми, играли, купались, устраивали прогулки, а теперь… Мысли стали серьезнее, постепенно и стареть начинаем. И в Африку уже меньше верим, хотя иногда еще и предаемся мечтам. Если бы можно было хоть немножко приподнять завесу и увидеть, что будет через три, пять, десять лет».
В конце 1909 года Чюрлёнис снова в Петербурге. Он пишет жене: «Сегодня Добужинский смотрел мои картины, очень радовался, пять из них решил взять с собой на выставку в Москву. Хотя и не обнадеживает, что они будут выставлены». Далее Чюрлёнис рассказывает о картинах. Это – «Рай», «Прелюд Ангела», «Жемайтийское кладбище», «Черное солнце», «Потоп». «Вечером я зашел к ним,- картины очень понравились всей семье, но потом явился Сомов, тоже смотрел, но к похвалам Добужинского не присоединился и сказал: «Да, это очень красиво, но, Николай Константинович, вы как будто ближе к земле сделались – в этом году ваши картины более конкретны». И знаете что, Зулюк, мне кажется, он прав. Добужинский находит, что «картины в этом году содержательнее и глубже», но это как-то не убеждает меня. А как ты думаешь? По-моему, прав Сомов…» Письма Чюрлёниса, его симпатии и антипатии, наконец, его мнение о вильнюсском обществе позволяют смело утверждать, что литовский художник сблизился с. прогрессивным крылом «Мира искусства», и в первую очередь с Добужинским. В то же время ко многим другим он, как видим, относился весьма критически.
Теперь, пожалуй, становится понятнее, почему Добужинский считал работы Чюрлёниса, выполненные в 1909 году, удачными, а Сомов требовал большей неясности, отрыва от земли.
Нам известны симпатии Чюрлёниса к людям труда, к прогрессивной интеллигенции и его ненависть к буржуазной верхушке. Но Чюрлёнис не изображал повседневности окружавшей его жизни и не показывал острой, жестокой классовой борьбы. Большинство художников из «Мира искусства» были далеки от социальной тематики, от политической деятельности. Это не могло не оказать определенного влияния и на Чюрлёниса, хотя мы видели, что он примыкал к прогрессивному крылу «Мира искусства» и ему была близка и понятна утопическая мечта о светлом будущем человечества.
По отношению к «официальному искусству», воспевавшему существующий общественный строй, Чюрлёнис был настроен враждебно. Не примкнул он и к тем художникам, которые бичевали своим творчеством пороки правящих классов, показывали социальное неравенство, звали на борьбу. Мягкому, мечтательному характеру Чюрлёниса, его лирической душе музыканта ближе была романтико-утопическая трактовка мира. Свое творчество он противопоставлял «свинской», как он называл ее, буржуазной жизни и призывал к достижению гуманистических эстетических идеалов, которые в тогдашних условиях приобретали большой демократический смысл.
Созданную народной фантазией сказочную страну изобразил Чюрлёнис в своей картине «Прелюд ангела». В эту благословенную страну идут жители Земли. Движение их и составляет главную тему композиции, ее сюжет. В картине оно не имеет ни начала, ни конца. Оно вечно. Художник добивается этого впечатления тем, что как бы обрезает картину с обеих сторон. Не знаешь, откуда приходят, куда уходят люди. «Прелюд ангела» исполнен поэзии, проникнут торжественным настроением, рождает ощущение бесконечного пространства. Чюрлёнис достигает в этой картине чрезвычайно тонкой градации полутонов.