Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография

В хоровом кружке при ДК им. Свердлова были отобраны восемь пацанов и девчонок. На II дзержинский рок-фестиваль юные вокалисты пришли с пионерскими галстуками, в белых рубашках и наглаженных юбочках-штанишках.

Начиналась программа интригующе. Парни долго искали по фонотекам песню «Эх, хорошо в стране Советской жить!» в исполнении именно детского хора. Под звуки этой фонограммы они выходили на сцену. На словах «Перед нами все двери открыты» пленку как будто заедало — «открыты... открыты... открыты...». После этого Баринов барабанил вступление, и в зал летел яростный ХМ. Когда Чиж заканчивал свои куплеты-припевы, Быня «добивал» публику гитарным соло. И в этот момент на сцену выходили пионеры.

— Зал был в обмороке, — вспоминает Баринов. — Дым, свет, волосатые дураки пилят «хэви», а тут еще появляются дети!..

Итогом творческих поисков стал диплом жюри «за самую цельную программу».

В апреле ГПД-шники повезли «Будь готов!» на горьковский фестиваль «Рок-88». Накануне они узнали, что на одной сцене с ними выступит гость из Харькова — «Группа Продленного Дня». Это был жестокий удар: свое название «продленщики» считали на редкость оригинальным. (Позже выяснилось, что существуют еще две «ГПД», созданные в Днепропетровске и Новгороде, но не Нижнем, а Великом.)

Так совпало, что в дни фестиваля у Чижа гостил армейский дружок Саша Гордеев, который учился в Харьковском университете. Но ничего конкретного рассказать о своих земляках он не смог: «Вроде бы панки какие-то!..»

Выступление «тезок» из Харькова пришлось на конец концерта. К микрофону вышел худощавый чернявый парень в картузе, латаных джинсах и сапогах. В руке он держал будильник, который вдруг начинал трезвонить.

Я просыпаюсь каждый день без четверти шесть,
я успеваю побриться и иногда поесть,
И — на работу, и на работу!..[40]

«С первых аккордов зал оказался словно под током, — рассказывала журналист Алла Миневич. — Саша Чернецкий — настоящий волчонок... недоверчивый, настороженный, злой... ссутулился, в пиджаке каком-то лагерном, усмешка ледяная... Людей словно загнали в угол, довели до предела, и они не поют, а просто кровь идет горлом».

— Я тогда на Сашку смотрел как кролик на удава, — говорит Чиж. — Процентов восемьдесят тех, кто видел его выступления, со мной согласятся: наступает мгновенный ступор, и деваться уже некуда. Или ты блюешь, потому что это ненавидишь, либо становишься фанатом раз и навсегда.

Знакомьтесь: Чернецкий

Больной не имеет права на пессимизм.

Фридрих Ницше

— Моя фамилия определила судьбу, — считает Саша. — Чернец — это странствующий монах, который всю жизнь ходит с 20-килограммовым посохом.

Благополучное детство этих испытаний не предвещало. Он родился 10 января 1966-го в Харькове, в приличной по советским меркам семье. С четвертого класса всерьез увлекся футболом, мечтая о карьере форварда, и первыми его кумирами стали бразилец Пеле и киевский «динамовец» Буряк. Время рок-н-ролла наступило позже.

«У нас был друг семьи — дядя Володя, фанат Высоцкого, — рассказывал Чернецкий в одном из интервью. — Немного актер, немного боксер, немного скалолаз. Бородатый такой, играл на “семиструнке” и пел хриплым голосом. На меня, 16-летнего пацана, Высоцкий произвел огромное впечатление. Сильнейшая поэзия. А мой двоюродный брат приносил Beatles, Deep Purple, Led Zeppelin. Другая музыка, другие аккорды. Когда я полюбил битлов, всё остальное ушло на второй план. Через некоторое время сам начал сочинять песни — меня просто переполняла энергия».

В девятом классе врачи обнаружили у Чернецкого симптомы болезни Бехтерева. Этот же недуг навсегда приковал к постели Николая Островского, автора советского бестселлера «Как закалялась сталь». Когда Чернецкий уже физически не мог играть в футбол, движение заменила музыка: отец сумел достать ему немецкую электрогитару «Musima».

Свою первую группу Саша собрал в 1983 году вместе с двоюродным братом, называлась она «Карбонарии» — это были такие итальянские революционеры. А у нас был тихий протест против существующего порядка — юношеские песни, в которых бурлил поиск правды. На дворе было страшное время — Андропов[41], днем людей на улицах останавливали — «почему не на работе?». Одним словом, как пел Башлачев, «на своем поле как подпольщики».

Не исключено, что «тихий протест» так и остался бы проявлением юношеского максимализма, если бы у Чернецкого к тому времени не появились свои причины ненавидеть «совок». Это случилось, когда он поехал в Полтаву поступать в мединститут. («Я уже был болен, — говорит Саша, — и врачи ничем не могли помочь. Мне хотелось самому докопаться, можно ли избавить человека от страданий».)