Завтра в ноль-ноль по московскому времени ты, лейтенант, идешь в разведку.- В качестве кого? – спросил за меня Мамаев. – Для чего? Для поддержки ваших штанов?- Ты пойдешь в группе захвата, – пояснил Филимончук, пропустив мимо ушей вопросы Мамаева. – Одно твое присутствие поднимет боевой дух ребят. Не посмеют они при девушке вернуться, не выполнив задания. А твоя задача простая: тебе только нужно быть среди них, и всё.Сходишь и, как пить дать, схватишь еще один орден, – вставил Ухватов. – Вы же, бабы, – народ везучий.Иди сам и хватай! – осадил его Мамаев. – А она одолжит тебе свою юбку.Филимончук засмеялся, но тут же оборвал смех. Примиряюще сказал:- Бросьте вы пикировку. Вопрос решен окончательно и бесповоротно.Я возмутилась:А еще ты меня никуда не думаешь послать? Кто тебе дал право так бесцеремонно распоряжаться моей жизнью и смертью? Ничего себе удовольствие: за здорово живешь прогуляться в немецкую траншею и обратно! Мне есть чем заняться и без разведки, и ты, пожалуйста, меня в свои планы не впутывай. Не пойду. И не надейся.Посмотрим, – сказал Филимончук и ушел вместе с Ухватовым.А через полчаса позвонил комбат и отчехвостил меня по первое число:- Я тебе покажу такую разведку, что своих солдат но узнаешь!Ну не обидно ли? Мне же и попало. Оказалось, что Филимончук еще до нашего спора разговаривал с комбатом о моем участии в поиске, как о деле решенном, и комбат подумал, что я напросилась сама.Усиленная разведка ушла в полночь. В первый раз за всё время с поисковой группой ушли сразу два офицера: Лиховских и Коля Ватулин.Собиралась гроза. Гром ворчал еще где-то очень далеко, но косые широкие молнии уже вовсю хозяйничали на наших холмах – мертвенным холодным пламенем расстилались по самой земле. Было душно. Передовая притихла в тревожном ожидании дождя и событий. В траншее слышалось монотонное бормотание деда Бахвалова: просил у своего бога удачи ушедшим в ночь, поминал какого-то Петюшку. Я не сразу сообразила, что Петюшка – это старший лейтенант Лиховских, большой дедов приятель. Впрочем, у старого сибиряка щедрое сердце”- побратимов и кумовьев у него чуть ли не половина дивизии, так что деду не впервые переживать за ближнего.Из своей землянки вышел Мамаев, тихо окликнул деда Бахвалова:- Отче, ты никак шаманишь?Дед не ответил, но молиться перестал. Мамаев, посветив мне в лицо лучом карманного фонарика, присвистнул:Краше в гроб кладут. А говоришь, не любишь...Слушай, и без тебя тошно! Нашел о чем говорить...Да... Девичья душа – темная ночь. Попробуй, разберись... Во, Павловецкий дает! Слышишь?Чего это они точно вдруг с цепи сорвались?Внимание отвлекают. Всё пока идет, как по нотам. Главный дирижер у тебя?- В капонире засел. Два телефона притащил.Капитан Филимончук заметно нервничал. Сновал по капониру из угла в угол, то и дело звонил в боевое охранение и прикладывался к фляге. Не закусывал. Влажные красивые губы промокал листком бумаги из полевого блокнота. На нас с Мамаевым даже не взглянул,Мы дважды прошлись по обороне, проверили все посты, но время как остановилось. Никогда еще не было у нас такой длинной нудной ночи. Мы не спускали глаз е тропинки, бегущей из боевого охранения, но она по-прежнему была пуста. Рядом со мною вслух переживал Тимофеич. Его не взяли в разведку, и он никак не мог дождаться возвращения своих.Прошло томительных три часа. Гром ворчал всё так же отдаленно и глухо, дождя всё не было. А мне казалось, что, если бы сейчас хлынул ливень, сразу бы стало легче и нам, и тем, кто ушел.Прошел еще час. Мамаев заволновался:- Кажется, светает. Убирайся, Тимофеич, к своему куму! Стонет тут над душой... – Он позвонил в боевое охранение Ухову. Ничего. У немцев всё тихо.И вдруг где-то там впереди, на речной долине, затрещали автоматные очереди, потом завыли мины и с надсадным треском стали рваться тяжелые снаряды. Мы с Мамаевым молча переглянулись. Было ясно: наших обнаружили. По немецкому переднему краю всеми орудиями ударила полковая батарея. Открыли огонь фланговые пулеметы Лукина и Непочатова. Деду Бахвалову стрелять было нельзя – впереди свои. Мамаев с ведома комбата послал в помощь разведчикам два отделения автоматчиков с ручным пулеметом. Крикнул вдогонку Ульянову:- Осторожней! Своих не перестреляйте.Я была в капонире, когда из боевого охранения позвонил Коля Ватулин. Филимончук переспросил:- Взяли?! Это потом. – Он бросил трубку. Улыбаясь во всё лицо, крикнул телефонисту: – Комдива! Живо!Я опять выбежала в траншею. Снаряды теперь кромсали нашу нейтралку. Отыскала Мамаева, спрятавшегося от осколков в закрытой стрелковой ячейке. Схватила его за руку:Взяли! Как же они пойдут?Не дураки. Пересидят в боевом охранении. Молодцы крабы! Взяли, говоришь? Молодцы! Теперь дело в шляпе.Немцы бесновались до самого рассвета – остервенело лупили то по боевому охранению, то по нейтралке, то по нашим траншеям. Это они всегда так, когда наши выкрадут “языка”.Разведчики вернулись в седьмом часу, мокрые с головы до ног. Троих убитых уложили в траншее в нише, двух раненых и пленного втащили в капонир. Лиховских приказал своим:- Ребята, домой! Переодеться и спать.В капонире остался только он и Коля Ватулин. Потом боком втерся Тимофеич и спрятался за широкую спину Мамаева.Капитан Филимончук всем грузным туловищем надвинулся на маленького Колю. Голосом, хриплым от возмущения, вопрошал:Это называется взяли?! Идиот! Ты знаешь, что бывает за ложную информацию? В какое положение ты меня поставил перед комдивом?А то не взяли, что ли! – тихо оправдывался Коленька. – Я же хотел вам доложить, что он... Так вы слушать не стали.Молчать! Мальчишка!..Филимончук кинулся к распростертому на полу немцу. Встав на колени, зачем-то дул ему в рот, делал искусственное дыхание – пленный не подавал признаков жизни. Из его носа и рта текла кровь и зеленая вода.- Фельдшера!!! – рявкнул начальник разведки, Но наш Козлов с двумя санитарами был уже здесь -осматривал раненых разведчиков. – Пленным займись!Козлов скользнул равнодушным взглядом по телу немца, буркнул:- Я не обучен дохлых фрицев воскрешать.Но Филимончук всё не верил, что перед ним не долгожданный “язык” в офицерских погонах, а просто труп – пустое место. Он еще долго тормошил мертвеца: сгибал д разгибал ему руки и ноги, тряс за плечи, перевернув на живот, бил ладонью по спине. Наконец устал. Вытащил из кармана немца мокрые документы, перелистал и, схватившись за голову, забегал по капониру:Что вы, сволочи, наделали?! Да вы знаете ли кого утопили?! Это же командир батальона СС! Такого “языка”!Никто его, паразита, не топил, – подал голос Коля Ватулин. – Сам он воды наглотался.Какого черта вас понесло в воду! В вашем распоряжении было три плота!Потому и понесло, что не было другого выхода, – возразил Лиховских. – Он сумел развязать руки, вырвал кляп изо рта и заблажил во всю силу. Нам пришлось сменить направление, и мы в темноте не могли отыскать плоты. Что ж, по-вашему, из-за этого недоноска я должен был держать своих людей под огнем?Мы и так пятерых потеряли, – вставил Коля Ватулин. – И каких ребят