Чижик - птичка с характером

Знаешь ли ты, что “языка” ждет сам командующий!У Коленьки жарко пылали маленькие уши, густые девичьи ресницы обиженно дрожали.Я его не узнавала. Такой бедовый, а тут молчит! Мне стало вдруг очень жаль парня, и я не вытерпела, зло сказала Филимончуку:- Сходил бы сам, а потом бы и орал!Начальник разведки метнул в меня взгляд, как раскаленную стрелу:Тебя только тут не хватало! Марш на место! Занимайся своим делом.Ну, мне-то ты, во всяком случае, не начальник. Освобождай капонир от своего дохлого фашиста! Где-нибудь в другом месте его оплакивай.Филимончук выругался матом. Вмешался Мамаев:- В самом деле, капитан, кончай душераздирающую сцену у хладного трупа. А то того и гляди и у нас слезы потекут. И впредь по-про-шу в моем присутствии воздерживаться от оскорблений боевых офицеров! Понятно?Начальник разведки допил водку и шваркнул пустую фляжку о бревенчатую стену. Фляжка, жалобно дзинькнув, отлетела в темный угол. Ее подобрал хозяйственный Тимофеич.Филимончук ушел.Я провожала Лиховских и Колю Ватулина до Вариной могилы. От их обмундирования шел легкий парок.Давайте, друзья, присядем на минутку, – предложил Лиховских.Вы же мокрые до последней нитки! – застонал Тимофеич.Мне лично жарко, – усмехнулся Лиховских.Мне тоже, – кивнул Коленька. – Дуй, Тимофеич, домой. Приготовь нам сухое и пожевать. Мы сейчас, – сказал он связному.Мальчики, где же вы поймали такого немецкого фюрера? – спросила я.В одном милом заведении, – засмеялся Лиховских,- с надписью: “Только для господ офицеров”. Догадалась? Пошарили мы у фрицев на передке – неподходяще. Взять-то, конечно, можно, но без шума не обойтись. А нам, сама знаешь, шуметь никак нельзя. Дорога домой длиной с версту... И пошли мы по тропинке в их тыл. Ки лометра два прошагали – ни одной живой души. Мы уж было хотели по шаблону: провод перерезать и караулить какого-нибудь связиста. Но вдруг откуда-то из-под земли услышали музыку. Настоящий джаз. Подошли ближе – огромный блиндаж и двери настежь, целый сноп света наружу вырывается. Патефон с усилителем орет, губные гармошки заливаются – гуляют фрицы, на наше счастье. Веселятся беспечно. Только один часовой у блиндажа, да и тот по сторонам не глядит, музыкой занят. Тут и заметили мы это сооружение, в которое царь пешком ходил. Метрах в тридцати оно от блиндажа, и непролазные кусты орешника совсем рядом. Вот мы и засели там. Взяли.- и не пикнул. А только через их траншею перевалили, он, черт, и заблажил во всю глотку. Ума не приложу, как он сумел развязать руки. А, бес с ним, с этим лысым фюрером! И на то, что у капитана Филимончука от расстройства желчь разольется, – тоже начхать. А вот ребята-то, выходит, погибли зря... Очень обидно.На семнадцатое июля по настоянию капитана Филимончука и по его плану была назначена разведка боем.Мамаев категорически возражал против этой операции, но на совещании в штабе батальона обосновать свою точку зрения не сумел: заорал – разом выпустил по адресу Филимончука все свои “подкалиберные” словечки и выдохся.Филимончук же, наоборот, очень спокойно и деловито доказал, что план его до гениальности прост и потому легко выполним, Бывают же люди с таким даром убеждения! Даже наш разумный и осторожный комбат ни слова не возразил Филимончуку, а тот в заключение самодовольно улыбнулся:- Молчание принимаю за одобрение. Итак, фашисты во второй раз здесь нас не ожидают. Вот мы их и перехитрим.Хитрить так хитрить. За два дня до назначенного срока рота Мамаева была готова к бою.Операцией руководил сам комбат Радченко. Группу захвата возглавил Лиховских.За бревенчатыми стенами боевого охранения мы засели с ночи.На рассвете в густом молочном тумане стрелки и разведчики на заранее заготовленных плотах благополучно форсировали реку Осьму.Мой взвод остался на левом берегу, – обеспечивать переправу туда и обратно.Разведка была неудачной с самого начала. Немцев не удалось захватить врасплох. Туман над речной поймой быстро рассеялся, и рота Мамаева на правом берегу залегла под прицельным огнем противника, без толку неся потери. Группа захвата так и не могла пробиться во вражеские траншеи. Расчет на внезапность и хитрость не оправдался. Комбат дал сигнал об отходе.Обратную переправу поддерживала полковая батарея, минометы Громова и ружья Иемехенова. Противник отвечал огнем тройной интенсивности. Мы вели огонь через головы своих. Обстреливали лысые высоты, откуда немецкие пулеметы взахлеб бороздили речную гладь.От минометного огня затонуло несколько плотов. С остальных, держа над головой винтовки и автоматы, солдаты попрыгали в воду. Поддерживая друг друга и подталкивая плоты, стрелки и разведчики вплавь добирались до своего берега и через боевое охранение уходили на оборону. Мы снимались последними. Я была в расчете Непочатова. Просигналила деду Бахвалову: “Снять пулемет!” Березин и Попсуевич проворно подхватили “максим” за хобот, остальные расхватали коробки с расстрелянными лентами и тесной группкой побежали по рыжему кочковатому полю в сторону боевого охранения. Пулемет, как большой сытый гусь, переваливался с боку на бок на низких лапах-катках. Позади всех, держась рукой за грудь, не шибко рысил дед Бахвалов. Я подумала: “Доберутся благополучно”. Через пять минут снова оглянулась. Пулеметчики были уже у самой стенки боевого охранения. Я с облегчением вздохнула. Но в тотже миг тяжелый снаряд разорвался в середине бегущей группы. В воздух взметнулся огромный фонтан земли, мелькнуло зеленое искореженное тело пулемета, и я на секунду закрыла глаза.- Непочатов! Всем расчетом к Бахвалову! Забрать убитых и раненых!А сама подумала: “Там нет раненых...”- А как же вы? – закричал Непочатов.- Выполняйте приказ!Я легла за пулемет. Ко мне, запыхавшись, подбежал Лукин, с разбегу шлепнулся рядом.- Снимайтесь, – бросила я ему через плечо, не переставая стрелять, – двоих солдат ко мне! – Дала еще несколько очередей по ненавистной высоте и поискала глазами воду. Пулемет раскалился, как утюг, из пароотводной трубки не хлестал даже пар. Плоская банка была пробита осколком насквозь и валялась пустая, без воды. “Максим” забастовал: плевался сгустками расплавленного свинца.Я поглядела направо: переправлялись последние отставшие солдаты. Ко мне что есть духу бежал Гурулев, за ним еще кто-то. Из боевого охранения, прихрамывая, возвращался Непочатов...В капонире на узких нарах лежал дед Бахвалов, блевал и плакал:- Мальцы мои дорогие... Ребятки... Всех до одного... Лучше бы меня, старого каторжника... Я уже свое отжил... – Его уговаривал капитан Степнов.Пришел фельдшер, посмотрел деда, сказал:- Контузия. Ушиб брюшины. Надо в медсанбат.Мы с Непочатовым уточняли потери. Погибли: Миронов, Березин, Попсуевич и Лукашин. Легко ранены Непочатов и Пырков. В госпиталь ехать отказались. Контужен дед Бахвалов.В капонир ввалился разведчик в рваном маскировочном халате, обратился ко мне:- Тяжело ранен старший лейтенант Лиховеких. Хочет вас видеть.Я побежала на ротный санпункт, но раненого уже отправили...Забившись в стрелковую ячейку, тоненько плакал Ие-мехенов. Повернул ко мне залитое слезами лицо:- Помирал Ульянов, однако... Друг, однако...Я была очень расстроена. А тут еще явился Макс-растратчик с актом о списании материальных потерь. Пробежав глазами бумагу, я возмутилась:Что это? Ведь у моих погибших солдат было только по две ноги! А тут двадцать пар ботинок! И шинели?! Да мы и не брали их с собой. Пятнадцать палаток? Нет, старшина, такую фальшивку я не подпишу.Так поймите вы, товарищ лейтенант, в роте недостача! – вскричал старшина Букреев. – Старшему лейтенанту Ухватову предшественник дела не передавал – ранили его, с него и взятки гладки, а всё как есть и повесили на нас с командиром роты. Что ж нам теперь, платить за всё? Да тут никакого жалованья не хватит!- Всё это вы объясните начальнику тыла, может быть, он вас поймет, а я вам не сообщник. Старший сержант Непочатов, составьте для старшины реестр потерь.Ночью из санроты позвонила Нина Васильевна. С грустью сказала:- Только что отправила Петю Лиховских. Правую ногу придется ампутировать. Глаз, по всей вероятности, тоже пропал... Что же ты молчишь?От комка, подступившего к горлу, я не могла сказать ни слова...Мамаев всю ночь ругался и огрызался на телефонные звонки. Он был очень расстроен: потерял почти третью часть личного состава, в том числе толкового командира взвода Ульянова...- Авантюрист! – гремел он в адрес Филимончука. – Таких судить надо! Видал бы я этот “сабантуй” в гробу! Додумался, краб: где обедал – туда и ужинать отправился... Умник, а эсэсы – дураки?.. “Не проявили должной храбрости...” Показал бы я тебе храбрость, Аника- воин!..На другой день за большие потери в разведке боем Мамаеву объявили строгий выговор по партийной линии.Мамаев заморгал толстыми, как проволока, ресницами:- Вот те раз – пальцем в глаз! Это называется свалить с больной головы на здоровую!Он вопросительно поглядел на меня, ища сочувствия. Но я сказала:Так и надо. Может быть, хоть это научит тебя нормально разговаривать. Нет чтобы доказать всё спокойно и обстоятельно – кроет матом, как в кабаке!- Не в том дело! – закричал разобиженный Мамаев. – А главный виновник, выходит, сухим из воды выскочил? А? По-твоему, это порядок?Но и Филимончука наказали – отстранили от должности. Делом о неудачной операции занималась дивизионная партийная комиссия. Узнав об этом, Мамаев успокоился.Ночью наша дивизия снялась с насиженного места и отошла в тыл, в резерв командующего.Дед Бахвалов лечился недолго: сбежал из полевого госпиталя и в один прекрасный день хмурый предстал передо мною. Я очень обрадовалась:- Василий Федотович, дорогой! Как здоровье? – я поцеловала старика.Дед, отвернувшись, подозрительно долго протирал свои очки-колеса. Потом глухо сказал:- Слава богу, здоров, как батюшка-медведь. В обоз, мазурики, норовили списать, да с Бахваловым шутки плохи. Так и сказал я доктору, да и зафитилил домой...Подошел Мамаев, довольный, захохотал:Дедок! Милая ты моя борода! Как прыгаешь, сибирский боцман? Как дела?А дела, товарищ моряк, ни к лешему, – ответил дед Бахвалов. – Вот командир роты Ухватов во взвод лейтенанта Васильева меня направляет. Говорит, тут вакации для меня нету, а там есть.Не вакация там, а провокация! – закричал Мамаев и потряс своей дубинкой: – А этого ваш краб Ухватов не едал? Он что же, гальюнщик, думает, что я с двумя пулеметами буду воевать?! – Ротный свирепо вытаращил глаза и повернулся в мою сторону: – Чтоб сегодня же был у меня третий пулемет!.- Не ори. Не глухая. Будет вам, Василий Федотович, пулемет и люди будут. На днях еще пополнение получим и все отделения скомплектуем заново. Так что никуда мы вас не отпустим.- Спаси, Христос, коли так, – обрадовался старый пулеметчик.Прибежал Пырков. Улыбаясь во всё щекастое лицо, закричал что было духу:Братцы, дед Каширин явился!Ой, старый борода! Друг, однако! – верещал Иемехенов.Сияющего деда окружила наша молодежь, Ухватов уперся, как баран:- У тебя нет ни людей, ни машины, а у Васильева как раз недостает опытного наводчика.Но Бахвалов не наводчик, а командир отделения. Люди не сегодня-завтра будут, и где ж я тогда возьму командира?Будут люди – будет и командир, – возразил ротный. – На Бахвалове свет клином не сошелся.Нет сошелся! Много у тебя в роте таких Бахваловых? Вот-вот в наступление, а ты мне ножку подставляешь!Ухватов глядел на меня нагло и насмешливо:А ты попроси хорошеньче. Поплачь. Может быть, и пожалею...Дорвался? Рад досадить? Эх ты! Голова