Чижик - пыжик

А дальше было то, чего я и хотел. Повязав всех, омоновцы заставили их открывать пасти, чтобы найти Лося, которого им было приказано и пальцем не тронуть. Его отвели в воронок, а остальных положили в грязь у дома часа на два, пока шел шмон. Потом их всех отвезли в СИЗО и, так как другого приказа не было, закрыли в одной камере. Еще по дороге у корешей Лося появилось к нему несколько нескромных вопросов. Особенно им хотелось узнать, как это мусора так быстро вышли на сверхсекретную явку. Лось, не долго думая, ломанулся на кормушку. Его сразу перевели в сучий куток. На первом допросе он запел в мелодию да так складно, что у нас могли появиться напряги. Муравка и так ходит героем — быстро и лихо отомстил за убийство своих подчиненных, а с таким дятлом, как Лось, захочет еще больше славы.

Из СИЗО на волю вылетела малява, что их сдал Лось. Братва собралась в «Светке», приехал и я. Все уже забыли, из-за чего началась заваруха. Главное, что погиб один из бригадиров и почти все его люди оказались за решеткой по вине предателя.

— Чего тут ломать проблемы?! Или он — труп, или мы — пидоры! — высказал Вэка общее мнение.

— Был бы на свободе, тогда да, а в изоляторе не достанешь, — засомневался Снегирь. — Не штурмом же брать!

— Деньгами возьмем, — сказал я.

Народ принялся считать, во сколько обойдется покупка СИЗО. Сумма получалась еще та.

— Сколько надо, столько и заплатим, — произнес я. — Для этого и существует общак.

О том, что он существует, знали все, а вот на что он тратится — никто, кроме меня. Правда, кое что посылали на зоны. Аскольд понарассказал здесь, что он там жрал и пил и как сутками смотрел телик. Причем аппарат у него был не хуже, чем у хозяина. Конечно, я ведь им одинаковые подогнал.

Я встретился с Михалевским, узнал, что у нас есть по СИЗО. От чужого лапник брать побоятся. Поэтому надо выходить на круг общения нужного человека, его родственников, друзей, хороших знакомых. Через них все решалось быстрее и дешевле, несмотря на долю посредника. Единственной у нас зацепкой по СИЗО был Веретельников, который когда-то там работал.

— Думаю, на него можно надавить через Варваринова, — предложил Михалевский.

Я сказал, что сам с ним общнусь.

Веретеля продолжал работать у Алика. Варваринов был им не очень доволен: ленив, нечист на руку, но не выгонял по моей просьбе. Мы с Веретельниковым как-то забухали, он поплакался на свою несостоявшуюся жизнь. Счастье — не хуй, в рот не возьмешь. Он понабивался в друзья, налегая на совместно изрезанные школьные парты. Я не отказывался, однако не сделал ничего, чтобы воскресить былые почти светлые отношения. Не мог забыть знакомство в крытой с резиновым рычагом демократии.

Теперь он работал по суткам. Сменился утром. Я застал его, когда Веретеля собирался ложиться. Жил в двухкомнатной хрущобе с такой маленькой кухней, что мы сидели за столом, касаясь друг друга коленями. Жена была на работе, дети — мальчик и девочка — в школе. Я привез бутылку коньяка и хорошую закуску из кабака. А то ведь пришлось бы жрать вареную колбасу, вкус которой я уже забыл. Коньяку Веретеля обрадовался больше, чем встрече со мной.

Выпили. Я повертел головой, разглядывая старый холодильник с детскими переводными картинками на дверце, лохмотья отставших, подмоченных обоев у потолка, который в свою очередь был в желтых подтеках.

— Соседи сверху затопили, — пожаловался он, проследив за моим взглядом. — Надо ремонт делать, да все некогда и денег нет.

— Деньги будут, — сказал я. — Надо дельце одно провернуть.

Веретельников оживился. Видно было, что согласится на все, если и поломается, то только набивая цену.

— У тебя в СИЗО есть хорошие знакомые?

— Когда-то были. Давно туда не заходил, — ответил он осторожно, желая сначала выведать, что от него потребуется.

— Там сидит Лось, тот самый, что участвовал в убийстве милиционеров.

— Не-ет! — замахал руками Веретеля. — Никто не согласится на побег: срок без разговоров!

— Я разве сказал, что нужен побег?! — возмутился в свою очередь я. — Наоборот, будет хорошо, если с ним что-нибудь случится. Например, повесится.

— За что его так? — поинтересовался Веретеля.

— Предал своих, — ответил я. — Думаю, из-за него особых неприятностей не будет.

— Что надо сделать? — уже заинтересованно спросил бывший одноклассник.

— Надо будет ночью перевести двух-трех человек из одной камеры в другую минут на пять, а потом обратно.

— Ну-у… — начал он набивать цену.

Хуй гну!

— Да брось ты, меня на целую ночь к бабам в камеру закидывали и всего за полтинник.

— Это раньше было, — заныл он. — Тех надзирателей уже нет, а новые — не то.

— То. Разве что просят больше, — сказал я, разливая коньяк по стопкам. — За эту работу — сто тысяч баксов.

Веретеля чуть не выронил стопку.

— В смысле, на всех? — спросил он.

— Я даю их тебе, а ты сам поделишь, с кем на сколько договоришься. Хватит одного попкаря, который будет дежурить ночью в том крыле, — объяснил я, достал из дипломата двадцать пять тысяч сотенными купюрами, швырнул на стол.