Жаль! Я бы еще раз наведался к ним, обчистил по полной программе. Это была бы компенсация за тот неполный год, что я провел из-за них в неволе.
Ире неймется — закурила. Дым выпускает медленно, демонстративно и как бы не замечая меня. Пусть повыпрашивает. Я умнее отомщу. У каждой бабы всегда есть Соперница. Это может быть совершенно незнакомая баба, но именно к ней твоя подруга испытывает непреодолимое отвращение. Сегодня пришла в кабак такая, на которую Ирина смотрит, как вор на пидора. Пышнотелая шатенка с ярко-красными губами, за которыми лица не видно, и жопой большой, за ночь не обцелуешь. Я свой хуй не на помойке нашел, на такую бросился бы разве что с очень большой голодухи, а сейчас иду и приглашаю на танец. В моих объятиях она ощущает себя раза в три красивее, чем на самом деле. Ведь такой шикарный мужчина пригласил! А уж для ее ебаря — фраера в клоунских, разноцветных одежках — она становится ожившей мечтой. Я церемонно возвращаю ее ему после танца, и он сразу начинает штыбовать ей, какая она шлюха и как он прощает, потому что любит. Шатенка его не слушает, провожает меня взглядом.
Я сажусь рядом с Ирой, наливая коньяка. Только себе. Невнимание обижает ее не меньше, чем танец с другой. Она закуривает по-новой и спрашивает иронично:
— Ну что, договорился?
— Да. Минут через двадцать она выйдет в туалет и не вернется, — делюсь я с Ирой, как с корешом.
— И повезешь ее в нашу квартиру?
— В свою.
Тут как раз шатенка оборачивается ко мне и капризно кривит ярко-красный рот. Наверное, ебарь достал ее своей ревностью. Я смотрю на часы: мол, десять минут осталось.
— Подонок! — шипит Ира и с наслаждением давит сигарету в тарелке с красным ободком, которую, наверное, принимает за рот шатенки.
Она бы с удовольствием залепила мне пощечину. Я просек это ее желание и послал встречный импульс, представив, как после моего удара Ира выползает из-под обломков соседнего столика. Получить от меня она бы не возражала — значит, не безразлична, но выползать из-под обломков… нет, слишком вульгарно. Она тянется к Генкиной пачке «мальборо», вовремя передумывает и сопит обиженно. Оркестр опять заиграл медленную мелодию и Ира прошипела мне:
— Иди приглашай эту корову!
Я встаю, намереваясь еще раз помять тесто под музыку, но меня опережает фраер. Уверен, что танцевать он не умеет, за него будет отплясывать ревность. И залупу ему на воротник, чтоб шея не потела. Я бросаю косяки по залу, отыскивая, что-нибудь похожее на шатенку.
— Потанцуем? — предлагает Галя.
— Давай, — соглашаюсь я.
Она повисла на моей шее и размазалась по телу. В школе ее дразнили Вешалкой. Я ее не стряхиваю, пусть висит, делает свое черное дело. Ира со злости пригласила танцевать очкарика — самого ненавистного для нее человека. Думает, что если ей плохо, то мне еще хуже будет. Была бы она мужиком, я бы посоветовал: Абдул, бей хуй об стул, пока не полегчает!
Я наклоняюсь к Галину уху, от которого, действительно, круто шибает духами, и шепчу со сладкой томностью:
— Тебе идет эта прическа.
Она быстрее задвигала тазом. Наверное, слышала, что настоящего мужчину можно привлечь и удержать только пиздой. По поводу первого спорить не буду, а вот удержать — это ненаучная фантастика. У настоящего мужика хуй голове не указчик. Неглупая баба не за мужика хватается, а делает так, чтобы он ее держал. И время от времени дергается — не расслабляйся!
Ира, танцуя с охуевшим от счастья очкариком, наткнулась на такой же счастливый взгляд Гали. Она вдруг догнала, что надо дергаться порезче, буркнула извинения кавалеру и резво двинулась в вестибюль. Если посидит в туалете и вернется, значит, увлечена мной, а если оденется и уйдет, значит, серьезно влюблена. Чем ярче любовь, тем сильнее стремится к саморазрушению.
Я как ни в чем не бывало продолжаю болтать с Галей. Разговор у нас получается странный. Я ей про лепешки, а она: не поебешь ли? Я бы вдул, да как бы хуй не поцарапать об ее кости. Страшись пизду с зубами и хуй с рогами. На том и вернулись за столик.
Я выпил рюмку коньяка, третью на сегодня, доел антрекот. Ира не возвращалась. И теперь уже не вернется. На этом поле она проиграла, поищет другое, где чувствует себя увереннее. Такое у нее дома, но я там не бываю. Остается моя квартира.
Ира поджидала меня неподалеку от ресторана в тени деревьев — вдруг я не погонюсь за ней или погонюсь, но не в ту сторону? Как только я появился на крыльце, сразу вышла на свет, чтобы заметил ее, и торопливо зашагала прочь. Я завел машину, догнал ее. Так и двигались: она отщелкивала высокими каблуками по тротуару, а я с такой же скоростью ехал по дороге. Не окликал, не упрашивал сесть в машину. Пусть перебесится. Ей уже не много осталось, судя по тому, как внимательно обходит лужи. Днем была гроза, весенний первый гром вдруг ебанул из-за сарая на фоне неба голубом. Наполивало от души.