Голос был настолько правдив, что в него не верилось. В трагических ситуациях бабы ведут себя немного театрально, повторяют киноштампы с разной степенью похожести. Возможно, это защитная реакция, попытка смягчить беду, как бы переживая не новое горе, а уже опробованное.
— И слава богу! — так же правдиво заявил я. — И как она себя?
— Вены вскрыла! — воскликнула подруга.
— Класс! — радостно гаркнул я. — Расскажу корешам — завидовать будут!
— Нечему завидовать, она живая, я вовремя успела, — попробовала она обломать мою радость. — Такое несчастье, а ты…
— Несчастье — что жива осталась? — подъебнул я и пошел дальше.
— Что Асе передать?
— Чтоб в следующий раз у нее все получилось.
И на следующий раз получилось совсем не так, как она задумала. Ася собиралась посидеть со мной в тюрьме. Как моя подельница. Мусора решили, что такой долбоебке там нечего делать, своих хватает, а вот мне обрадовались.
Взяли меня, как и в предыдущие разы, рано утром. Обошлось без погонь и перестрелок. В дверь позвонили, сказали, что сантехник. Мол, этажом ниже квартиру заливает, надо вентиль перекрыть. У «сантехника» была слишком широкая и недостаточно пропитая харя, даже с учетом искривления дверного глазка.
— Сейчас, — сказал я и пошел к балкону.
Третий этаж — не проблема, но внизу ждали. Жили б мы на хуторе, хуй бы нас попутали. Тогда я, под непрерывное треньканье дверного звонка, вернулся в комнату, проверил, нет ли чего лишнего, упаковал шмотки. И пошел открывать. Мусора были на стадии размышления: выбивать дверь плечом или принести ломик? Дверь была крепкая, поэтому большинство склонялось к ломику. Мое появление в дверном проеме смутило их.
— Какие люди! И с охраной! — попривествовал я и выебнулся с кавказским акцентом: — Захади, дарагой, гостем будещь!
Они ввалились. Не обошлось без мелкого измывательства. Их можно понять: приготовились к горячей рукопашной схватке, наочковались, а тут такой облом, даже по ебальнику ни разу не получили, зря от страха тряслись. Родине нужны герои, а пизда рожает сыкунов. Им никто, видимо, не втолковал разницу между домушником и бакланом-беспредельщиком. Мне западло о них руки марать, разве что на пику посадил бы парочку. Ебаться в рот — не хуй сосать, а хуй сосать — не в рот ебаться.
— Кто меня сдал? — спросил я опера, когда шмонали хату.
Грешил я на одного алкана-наводчика, который подсунул мне бедненькую хату, получил свою долю, пропил и повадился каждый день канючить на бутылку.
— Сами вышли.
В жопе у вас не кругло. Не было бы стукачей, одно из ста преступлений раскрывали бы.
— Ну, ройте, ройте, может, что-нибудь найдете, — пожелал я им, зная, что хата чиста, что улик наскребут хуй, полхуя, четверть хуя — всего ноль-ноль и хуй повдоль.
Но оказалось, что улик у них дохуя и больше. Аська сдала меня вместе с книгами, которые я натаскал ей из поставленных хат. Она решила прогуляться по этапу. В голове нет — в пизде не займешь. Мусора внимательно ее выслушали, а потом выгнали, пообещав выебать хором, если еще раз попадет к ним. Ха-ха, нашли чем ее пугать! Кашу маслом не испортишь, бабу хуем не убьешь. Не боятся они хуя ни большого, ни малого, а боятся вялого. В общем, пролетела Ася по всем статьям. Зато меня вложила заебательски. Следаку работы осталось — бумажки заполнить. Что ж, волка бьют не за то, что сер, а за то, что на хуй сел.
Иришкин иногда забывает, что мы еще не расписались, и жизнь моя становится интересной. До пиздюлей дело не доходит, она четко усвоила, где граница. Шляется по краю, но не переходит. И постоянно напоминает, что беременна. Я втолковал, что это не помеха для воспитательной работы.
— Ты меня любишь? — пристала она после очередного примирения.
— Да.
— А почему презираешь?
— Поэтому и презираю. За то, что ты женщина, а не человек.