Чочара

Мы были очень довольны и доверчиво ждали следующего дня и Розарио, который должен был откуда-то вернуться. Розарио вернулся с целым коробом плохих новостей: немцы хватали мужчин, фашисты арестовывали всех, кто отваживался ездить по дорогам, англичане бросали бомбы, американцы спускались на парашютах, и везде царили голод, нехватки, суматоха; между англичанами и немцами скоро будет большая битва как раз в тех краях, где находится деревня моих родителей, и в немецкой комендатуре сказали, что все жители вывезены из деревни и помещены в концентрационный лагерь возле Фрозиноне. Еще Розарио сказал нам, что ездить по дорогам опасно из-за самолетов, которые спускаются очень низко и обстреливают людей из пулеметов, стараясь их убить; ходить по горным тропинкам тоже опасно, потому что в горах много дезертиров и разбойников, убивающих людей ни за что. Одним словом, нам обеим гораздо выгоднее ждать прихода англичан здесь, в Фонди, а ждать осталось совсем недолго, потому что союзная армия наступает и будет здесь не позже как через неделю. Многое из того, что он сказал, было ложью, но была в его словах и правда, которую он так искусно перемешал с ложью, что и ложь казалась правдой Бомбежки и обстрелы из пулеметов были правдой, неправдой же было то, что около деревни моих родителей должна была произойти битва и что из деревни выселили всех жителей. Мы были очень напуганы и одиноки, других сведений, кроме привезенных Розарио, у нас не было, и нам и в голову не пришло, что он нарочно сочинил эти дурные вести, чтобы задержать нас у себя в доме и продолжать наживаться на нас. Времена, действительно, были тяжелые, а у меня была дочь, и я не могла взять на себя ответственность пуститься с нею в путь, рискуя встретиться с опасностями, о которых говорил нам Розарио, даже если была только одна возможность из ста столкнуться с ними. Поэтому я решила отложить поездку в родную деревню до более спокойных времен и ожидать прихода союзников в Фонди.

Из дома Кончетты нам, во всяком случае, надо было уйти и как можно скорее, хотя бы потому, что их дом, как я об этом уже говорила, стоял в очень уединенном месте среди апельсиновых садов, и мы были здесь совершенно беззащитны; сыновья же Кончетты внушали мне все меньше и меньше доверия. Я уже сказала, что они оба были молчаливы, но когда начинали говорить, то в их словах сказывался характер, который мне совсем не нравился. Один из них рассказал нам, например, просто так, в шутку:

- В одной албанской деревне нас обстреляли, ранив двух человек. Знаешь, что мы сделали в отместку? Так как мужчины все удрали, то мы захватили женщин, самых хорошеньких, конечно, и всех их отутюжили как следует... Одни из них сами пошли на это, даже были рады, потаскушки, наставить рога своим мужьям; других мы заставили, и некоторым из них пришлось лежать со столькими мужчинами, что они потом еле стояли на ногах и были похожи на мертвецов.

Меня такие рассказы приводили в ужас, а Кончетта смеялась и приговаривала:

- Вот это парни! Дело известное, что парням нравятся девушки; у наших парней кровь горячая.

На Розетту эти рассказы производили еще большее впечатление чем на меня: она бледнела, и ее всю трясло. Однажды я сказала сыновьям Кончетты:

- Перестаньте говорить об этом в присутствии моей дочери, при девушках о таких вещах не говорят.

Я бы предпочла услышать их протесты, даже ругательства, но они ничего не сказали, только посмотрели на Розетту блестящими, как горящие угли, глазами, внушавшими мне страх, а их мать то и дело повторяла:

- Парни, конечно, с горячей кровью. Но ты, Чезира, не должна бояться за свою дочь. Мои сыновья ни за что не тронули бы твоей дочери. Вы ведь наши гости, а гость священен. Твоя дочь здесь в такой же безопасности, как в церкви.

Но молчание сыновей и восторги матери только увеличивали мой страх. Я достала у одного крестьянина складной нож и держала его на всякий случай в кармане вместе с деньгами: если они попытаются что-нибудь сделать, то должны будут сначала иметь дело со мной, а я чувствовала в себе достаточно силы, чтобы зарезать их, если нужно.

Окончательным толчком, заставившим нас покинуть этот дом был случай, происшедший недели через две после нашего приезда Мы сидели с Розеттой утром на лужайке перед домом и чистили кукурузу, просто так, чтобы провести время, как вдруг на тропинке показались два человека. Я сразу поняла, кто это, не только по их ружьям и по видневшимся из-под пиджаков черным рубашкам, но и потому, что сын Кончетты Розарио, закусывавший недалеко от нас хлебом с луком, увидев их, немедленно скрылся между апельсиновыми деревьями Я сказала Розетте на ухо:

- Это фашисты. Молчи и предоставь все мне.