Чочара

Он снял ружье с плеча и, целясь в меня, нахально крикнул:

- Ты что, не знаешь, с кем говоришь? Руки вверх. Совершенно спокойно я отвела от себя дуло ружья,

как будто это было не ружье, а деревянная ложка для мамалыги, и сказала презрительно:

- Как бы не так, подыму я вверх руки. Ты что, воображаешь, что я боюсь твоего ружья? Я знаю, для чего оно тебе служит: чтобы вымогать вино и сушеные фиги, вот для чего. Даже слепому видно, что ты нищий-побирушка - и ничего больше.

Вместо того чтобы рассердиться, он внезапно успокоился и сказал, смеясь, другому фашисту:

- Ее следовало бы расстрелять, как ты думаешь? Но тот пожал плечами и пробормотал что-то вроде:

- Не связывайся с бабой.

Тогда Обезьяна опустил дуло ружья и сказал торжественным тоном:

- На этот раз я тебя прощаю, но знай, что смерть была с тобою рядом: тронь милицию - получишь свинец

Эта фраза была написана тогда на всех стенах в Риме и в Фонди, и этот негодяй, конечно, выучил ее. Через некоторое время он добавил:

- А свою дочь ты пришлешь к нам в Коккуруццо, она будет прислуживать нам,- и никаких возражений.

Я ответила:

- Дочь мою ты увидишь разве только во сне. А наяву тебе не видать ее.

Тогда он обратился к Кончетте:

- Давай договоримся, Кончетта: мы не будем больше искать твоих сыновей, которые прячутся здесь у тебя, и ты отлично знаешь, что не миновать им ареста, если мы всерьез примемся за их поиски. Ну, а ты взамен пришлешь нам двоюродную сестричку. Договорились?

На что эта негодяйка, соглашавшаяся с самыми невероятными и преступными предложениями, ответила с обычной восторженностью:

- Ну, конечно, завтра же утром Розетта будет у вас. Я сама приведу ее, будьте покойны. Розетта придет к вам и будет кухаркой, горничной, всем, что вашей душе угодно. Завтра же утром я сама приведу ее к вам.

Из осторожности я промолчала, но кровь так и закипела у меня в жилах. Эти два негодяя посидели немного, выпили еще, потом, прихватив с собой бутыль вина и корзиночку с сухими фигами, ушли по той же тропинке, по которой пришли сюда.

Как только они скрылись из виду, я сказала Кончетте:

- Ты что, с ума сошла? Я лучше убью дочь, чем пошлю ее прислуживать фашистам.

Я сказала это довольно спокойно, потому что в глубине души была уверена, что Кончетта согласилась для виду, чтобы не перечить фашистам и не сердить их. Но, к моему удивлению, она совсем не была возмущена их претензиями.

- Не съедят они твою Розетту. А у фашистов, дорогая моя, все есть: и вино, и белая мука, и мясо, и фасоль, на обед они каждый день едят домашние макароны и телятину. Розетта будет там жить, как королева.

- Как ты можешь говорить это? Ты совсем спятила?

- Теперь идет война, а самое главное во время войны - не ссориться с тем, кто сильнее. Сегодня сила у фашистов - значит надо прислуживать фашистам. Завтра, может быть, придут англичане - и мы будем прислуживать англичанам.

- Ты что ж, не понимаешь, что они хотят заполучить к себе Розетту совсем с другой целью? Разве ты не видела, как этот негодяй смотрел все время на ее грудь?

- Ну и что ж? Не все ли равно, кто будет для нее первым, придет и ее черед, а мужчины все одинаковы. Ничего в этом ужасного нет. Ведь теперь война, а во время войны женщины не должны быть такими щепетильными и требовать к себе уважения, как в мирное время. А еще я тебе скажу: не бойся собаки, которая лает, а бойся той, которая кусает. Так-то, дорогая. Обезьяну я знаю хорошо, его первая забота - это набить себе брюхо.

Было ясно как день, что Кончетта вполне серьезно отнеслась к предложению Обезьяны купить безопасность ее сыновей, отдав ему Розетту. Я даже не могу сказать, что она по-своему была не права: если бы Розетта стала прислугой у фашистов или чем-нибудь похуже прислуги, то эти два негодяя - сыновья Кончетты - могли бы спокойно спать у себя дома, никто больше не стал бы их искать. За свободу своих сыновей она готова была заплатить моей дочерью; я сама мать и понимала, что из любви к сыновьям она вполне могла позвать на другой день фашистов и отдать им мою Розетту, никакие споры тут не помогли бы. Надо было бежать отсюда. Поэтому я изменила тон и сказала спокойно:

- Ну что ж, я подумаю. Это правда, что Розетте будет у фашистов королевское житье, но все-таки...

- Ничего, дорогая. Надо становиться на сторону сильнейшего. На войне, как на войне.

- Сегодня ночью я подумаю и решу.

- Думай, думай. Это не к спеху. Я этих фашистов знаю, скажу им, что Розетта пойдет к ним дня через два Обождут. А ты уже можешь считать себя совершенно обеспеченной всем, что тебе надо. У фашистов все есть: оливковое масло, вино, свинина, мука...' Они целый день только и делают, что едят и пьют. Вы там потолстеете, и вам будет хорошо.

- Конечно, конечно.