Осторожной кошкой я прошла вперед. Свет включался сам собой – датчики движения. Умный дом, теплый пол, кухня-гостиная, хром и стекло, серая декоративная штукатурка на стенах. Диваны. Темные портьеры – распахнутые. Город лежал внизу, переливаясь огнями.
Спальня: кровать и встроенный шкаф. Ноутбук на столе темного дерева. Ни носка, ни брошенной футболки, ни скомканного полотенца.
У него даже кровать была заправлена.
Кто заправляет кровать, если живет один?
Я провела пальцами по неровному модному покрытию стен, подмигнула репликам Кандинского, задрала голову, оценив сложный потолок с тяжелыми черными светильниками.
Вернулась в гостиную.
Антон стоял в кухонной зоне, глядя на то, как закипает вода в прозрачном чайнике.
– Эта квартира похожа на тебя? – спросила я.
Сходила ко входу и забрала бутылку, которую оставила на полу между брошенными сапогами.
– Эта квартира похожа на моего дизайнера, – ответил он. – Ты удовлетворила свое любопытство?
– Сам же сказал – я не вижу в тебе человека. Вот и пытаюсь узнать тебя получше. Ты ценишь мою покладистость?
Щелкнул, выключившись, чайник.
Антон не стал ничего заваривать.
Обернулся ко мне, склонив голову.
Было в нем в ту минуту что-то хищное, птичье.
– Мирослава, – карамелька-барбариска сжала горло своей сладостью, – верни мне, пожалуйста, пиджак.
Глава 16
– Мирослава, верни мне, пожалуйста, пиджак.
Я замерла, недоверчиво глядя на него.
Антон не выглядел взволнованным или предвкушающим. Скорее – холодным, оценивающим.
Что ж, платье было создано для того, чтобы его носили, а не прятали. Я демонстративно подтянула ткань декольте повыше и аккуратно сняла пиджак, бережно повесив его на спинку стула.
Оперлась ладонями о столешницу, с вызовом уставилась на Антона.
– Доволен?
– И перчатки, пожалуйста, – попросил он небрежно, но ресницы его дрогнули, предали невозмутимость.
– Мешают? – в моем голосе тоже была насмешка, защитная реакция.
– Слепят.
Криво усмехаясь, я плавно стянула красную лайкру, обнажая руки одну за другой. Легкомысленно бросила ставшие безжизненными тряпки поверх его пиджака.
Теперь, без вызывающих сапог и перчаток, мой наряд стал куда скромнее, приглушеннее.
– Что дальше?
– Ты мне скажи.
И тогда я засмеялась, зло и нервно.
– Проверяешь, как далеко я зайду? А если далеко?
– А ты зайдешь?
Это было похоже на медленный танец на ринге, будто мы кружили возле друг друга, ожидая, когда противник подставится для удара.
Раздражение подталкивало к решительным действиям.
Чего мне стоило обойти стол и дернуть вниз молнию на его брюках?
Он был настолько раздражен, что не стал бы мне мешать.
Но это было бы опустошительно – сейчас мы не нравились друг другу и не хотели друг друга.
Я медленно двинулась вперед, подошла к Антону вплотную, оставив немного воздуха между нами.
Мое сердце колотилось беспорядочно и быстро, а он, наоборот, задержал дыхание.
– Ну вот что, милый, – произнесла я устало, – твоя враждебность меня утомила. Позволь напомнить, что сегодня в программе тебя вообще не было. Ты сам устроил сцену за ужином, сам привез меня сюда и сам меня провоцируешь. Я тебя целый месяц не беспокоила, а теперь ты ведешь себя так, как будто я тебе прохода не даю. Не противно такое лицемерие?
Я давно заметила, что люди не любят, когда им читают нотации. Обычно они немедленно обижаются, считая обвинения несправедливыми.
Поэтому мысленно я приготовилась к ссоре.
Он опустил голову и взял меня за руку, погладил ладонь большим пальцем.
– Прости, – произнес смиренно, изрядно меня удивив. – Иногда я думаю, что ты худшая из Лехиных жен, ветреная и взбалмошная. А потом спрашиваю себя: вдруг ты и правда веришь в эти предсказания? И тогда все видится под другим углом.
– Я ветреная? – изумилась я. – Три свидания и один Алеша – вот моя ветреность, и она вся у твоих ног! Где еще в наше время ты найдешь такое целомудрие?
– Сегодня, – он улыбнулся, уже без сарказма, а очень даже по-доброму, – ты особенно целомудренно выглядишь.
И я улыбнулась в ответ – потому что тоже зеркало. Никак иначе.
– Алеша переживает из-за того, что стареет. Пыталась его приободрить, вот и все.
– Что именно тебе нравится в моем брате?
– Он милый.
– Милый, – повторил Антон со сложными интонациями. Спорим, думал в эту минуту, что он-то какой угодно, но вовсе не милый. – Обычно женщинам требуются более основательные причины для замужества.
Они у меня были: карты обещали, что этот брак развернет мою судьбу в другую сторону. До этого я жила довольно скучно, и с необычайной силой хотелось изменить все и сразу.
Вздохнув, я качнулась вперед и коснулась лбом плеча Антона.
Что же, теперь как угодно, но точно не скучно.
Это была бесконечная секунда – когда мы от взаимной неприязни перетекали в тихую нежность.
Шорох, движение, легкость – и вот уже его пальцы запутались в моих волосах. Коснулись виска, щеки, уха.
Он не обнимал меня, и я его тоже.
Мы касались друг друга так осторожно, будто совершали преступление.
– Мирослава.
– Да?
– Мы можем пообедать на следующей неделе? Безобидный обед, не много и не мало.
– Больше не собираешься меня избегать?
– Больше не собираюсь.