— Потому что у тебя дом — четыре стены, а мой дом — вся моя жизнь. На что ты тратишь свободное время?
— На племянников.
Видеть Антона, который передвигался на моей кухне, было хорошо.
Как будто в этот дом вернулась прежняя жизнь, когда всегда было, с кем поговорить.
Я, наконец, завершила уборку и притащила бутыль вишневки. Налила себе в большую чайную кружку, чтобы не размениваться на рюмки, и уселась на сундук, покрытый пестрым пледом, у стены. Скрестила лодыжки, расправила подол, ощутила потертую мягкость ковра с оленями под лопатками.
— Сам себе наливай и сам себя корми, — сказала лениво, прикрывая глаза.
Он повторил мой маневр с чайной кружкой, сбросил на стул пиджак и сел рядом. Я ощутила тепло его плеча своим плечом.
— Я посмотрел несколько выступлений твоей матери, — проговорил он без всякого выражения, — это смешно? Люди за такое платят?
Я сделала пару глотков.
Как вкусно, с ума сойти.
Как сладко.
— Не знаю, у меня нет чувства юмора.
— Она просто поливает родных и знакомых грязью со сцены.
— А теперь хочет продать мой дом, потому что ей нужны деньги.
— Нет повести печальнее на свете, чем повесть о родне, которой нужны деньги, — согласился Антон со смешком.
— Ты был очень крут, когда согласился заплатить Лизе, — припомнила я с удовольствием. — Рыцарь без страха и упрека.
— Она бы все равно меня достала, так или иначе, — небрежно обронил он, отсекая взмахом клинка все мои благодарности.
Рыцарь.
Не мой.
Очень чужой.
— Зачем ты приехал? — спросила я угрюмо. — Мне казалось, ты намерен избегать меня.
— Я избегаю всех Лехиных жен без исключения. Но это не значит, что я хоть одну из них оставлю блуждать по кладбищу в одиночку.
Ширк! Ширк!
Клинки уже шинковали меня, как капусту.
Возможно, мы действительно слились для него в один безликий гарем.
Но его плечо все еще невесомо касалось моего плеча, и я грелась, как могла, от этого ненадежного источника тепла.
— Где ты нашел деньги, чтобы купить ритуальное агентство? — спросила я, не желая окончательно превратиться в кочерыжку. Возможно, стоило просто сменить тему разговора? — В этот бизнес не так-то просто войти, там своя мафия.
— Непросто, — согласился он небрежно. — Сначала я подрабатывал похоронным агентом. Потом перебрался в администрацию. А потом стал спать со вдовушкой, которая держала агентство до меня.
— Ого, — удивилась я. — Вот это воля к победе.
— Тогда меня просто переклинило на деньгах. Казалось, что если бы они у нас были, то Римма бы не ушла от Лехи. Он ведь после первого развода долго был один, лет десять, наверное. Все ждал, что она вернется.
— Но почему именно ритуальные услуги?
— Наверное, потому что мы занимали на похороны родителей у родни. Я был маленьким, но помню. Никогда не думал, что все это так дорого.
— И что твоя вдовушка?
— Нет-нет, — он вдруг встрепенулся, встал, лишив меня своего плеча, плеснул себе еще вишневки. — Не говори о ней с такой насмешкой. Она была потрясающей, знаешь. Я быстро стал ее правой рукой с приоритетным правом выкупа долей. Изначально бизнес принадлежал ее мужу, а он его отжал у кого-то на волне лихих девяностых. Если подумать, то его смерть была вполне закономерной — инфаркт в сауне с девками.
— И что в ней было такого потрясающего? — спросила я, пропустив мимо ушей все про мужа и зацепившись только за нежность в его голосе.
Антон стоял у окна, глядя на яблоню за окном.
Начался дождь, и на кухне стало темнее.
В меланхоличном освещении его профиль казался очень грустным.
— Мне было двадцать пять, ей столько же. Блондинка в стиле Мерилин, с первого взгляда и не поймешь, что под этими кудряшками спрятаны мозги, а под пышными сиськами — характер. Она судилась с родственниками мужа, разруливала все его бизнесы, вгрызалась в бухгалтерию и менеджмент, давила конкурентов — и все, не слезая со шпилек и не вылезая из коротких юбок.
— Ты любил ее.
Приведи Алеша домой молодую красотку и объяви, что она теперь будет жить с нами, то я бы и глазом не моргнула. Работающим женам самим нужны жены, а рук в огороде всегда не хватает.
Так почему же сейчас, слушая о женщине давно минувших дней, я истекала кровью от когтистых лап метафорического чудовища?
Он засмеялся. Ну вы представляете, как смеются люди, которым совсем не смешно. Как будто кто-то ходит в кирзовых сапогах по битому стеклу.
— Любил — это не совсем точное определение, — с неприятной злостью, которая ранила больше ревности, ответил он. — Я был готов умереть за нее. Что не помешало ей выскочить замуж за испанского миллионера и покинуть страну. Через пять лет я окончательно выкупил агентство и утратил надежду на ее возвращение.
— Хорошо, что у тебя есть мы, — старательно прикидываясь беззаботной дурочкой, воскликнула я, — безликие Алешины жены. А то бы ты совсем зачах от тоски.
Это была пассивная агрессия, уловили?
Нас, обиженок из гарема, хлебом не корми — дай только отчебучить что-нибудь этакое.
— Безликие Алешины жены, — эхом повторил Антон. — Да такое себе удовольствие.
— Почему ты сегодня такой ядовитый? — напрямик спросила я. — Этак от меня и вовсе скоро останется одна кочерыжка.
— Что? — не понял он.