ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая

Раскрутив серию коротких движений, нечто среднее между ушу и ленивой йогой, старушка ударила. С ее рук сорвались оранжевые сгустки и полетели к сцене. По мере приближения к защитному полю Грешников сгустки начали расти и трансформироваться, превращаясь в призрачные зубастые пасти.

Старушка продолжала финты руками, подгоняя и увеличивая свое детище, и когда самый крупный по размеру сравнялся с ковшом экскаватора, Белая Смерть хлопнула в ладоши. Зубастые сгустки будто с цепи сорвались и как бешеные псы вгрызлись в защитное желе Грешников. Вырвали несколько кусков, сквозь которые разом ударили Охотники, а Грешники, кто успел, бросились врассыпную.

Я тоже выстрелил. Задира дважды «кашлянул» в прогрызенные лоскуты, прежде чем толстяк из первого ряда буквально лопнул от залпа Охотников. Стремное зрелище — голова, ноги на своих местах, а вместо пуза рваные куски кожи, кровь и желтые, но достаточно яркие на фоне остального, кости позвоночника с обломанными ребрами. А из кучи перемолотых кишок, вывалившихся на пол, начали выползать маленькие существа, похожие на мокриц.

За спиной, со стороны Исаева, раздались взрывы, звон разбитых окон и новая вона беспорядочных залпов. Посольство почти оттянулось в сторону запасного выхода, но ближайшие к ним окна чем-то вынесло снаружи, и в проемы стали заскакивать «джамперы».

И если после прорыва на сцене, начало казаться, что у нас есть какой-то план и преимущество, то сейчас в огромном зале начался настоящий хаос. Грешники оказались с двух сторон — засевшие в недрах сцены гнали мокриц и закидывали Охотников крысиными черепами, а подмога сзади, как кузнечики, на каких-то безумных скоростях скакали по залу, подбираясь к китайцам. И после каждого такого скачка, минимум один охотник, оказывался на полу в луже собственной крови.

Крысиные черепа взрывались, разбрызгивая вокруг не только слепящую кислоту, но и создавая вполне материальных призраков. Умершие в муках отравленные крысы возвращались к жизни в виде голодных и озлобленных фобосов, рвущихся к группе Исаева.

Выстрелы, крики, взрывы — рубка шла со всех сторон. Я замешкался лишь на мгновение, озираясь по сторонам, но все равно чуть не пропустил летящего на меня «джампера». Среагировал уже только на резкий свист рассекающего воздух костяного лезвия — оттолкнул зазевавшегося пожилого охотника и кувырком ушел в сторону.

Врезался в баррикаду из стульев, выронив револьвер, обернулся за ним и увидел над собой «джампера», замахивающегося на меня кривым костяным мечом. Схватил первое, что попалось под руку (оказался тяжелый серебряный поднос) и закрылся им, как щитом.

Поднос чуть не вывернуло из пальцев. От удара металл прогнулся, а острый кончик пробил середину и застрял, не дойдя до моего глаза, всего пару сантиметров. Я дернул поднос в сторону, потом в другую, пытаясь заставить Грешника выпустить оружие. Потянул, выкручивая ему руку, и на противоходе резко бросил, сжался в пружину и ударил ногами, отбрасывая Грешника назад. Подхватил «Задиру» и начал стрелять в спину, уже ускакавшего «джампера».

«…сука, шустрый какой…» — прилетело от Мухи: «…шухер! Тараканы…»

Меня резко повело в сторону от стульев, откуда выскочила мокрица — мерзкая коричневая тварь, с испачканным слизью и кровью хитиновым панцирем. Первый выстрел — и плюшка размером с мяч для регби хрустнула пополам, заливая все вокруг густым вонючим запахом тараканьего парфюма. Второй выстрел — минус еще одна гадина, выскочившая сбоку.

За ней третья и сразу четвертая. Мокрицы полезли из всех щелей наспех собранной баррикады. Револьвер щелкнул, прокручивая пустой барабан. Передо мной выскочил охотник, которого я спас от «джампера» и начал хлестать хитиновых деймосов тонкой шпагой, в которую превратилась его трость. Благородно, но бесполезно. Лезвие оставляло глубокие порезы на панцирях, но пробить не могло. А когда охотник попытался проткнуть мокрицу насквозь, то застрял.

Замешкался, вынимая шпагу обратно, и пропустил прыжок еще одной. Та вцепилась ему в ногу чуть ниже колена и охотник завизжал. Ткань моментально растворилась, будто ее в кислоту окунули, а тощая волосатая нога покрылась черной заплесневелой коркой. И корка стала расти, побежал по коже и скрылась под пиджаком. Дед уже не кричал, рухнул на пол с остекленевшими мутными глазами.

«…мда, такой хоккей нам не нужен…» — пискнул Ларс: «…Матвей, лови!»

Секира бы тут подошла лучше всего, но почему-то в ресторанах секиры по углам не валяются. Лучше бы вместо экзотических пальм для декораций рыцарские доспехи с оружием поставили бы. Так что пришлось хватать то самое тяжелое, что нашлось в окружающем хаосе. Ларс схватил самовар. Тяжелый, еще частично заполненный горячей водой, с трубой, в котором ароматно дымились шишки.