Дальше пошло сложнее. И я не был уверен, что староста что-то скрывает, скорее действительно не знал, что именно нужно вспомнить. Гидеона интересовало все, что случилось за последний год. Банши тем временем шепнула мне, что фобосы-мстители, одним из которых считалась лоскотуха, долго могут не проявляться. А порой, если разрыв рядом с телом не откроется, то и вообще пронести может.
А вот если разрыв подпитает остаточную силу, то на тропу мести может выйти кто угодно, да и не один. Всю остальную нечисть в округе под себя может подмять, от силы ненависти зависит.
Данилыч переглядывался с Яковом, приговаривая: «а вот тогда помнишь?» или «не, тогда обошлось, всего-то глаз выбили…» и все в таком духе, а Стеча записывал. Слюнявил карандаш и строчил что-то в блокноте.
Я встал, размялся, налил себе еще чая — неожиданно вкусного отвара с чабрецом и ягодами, похожими на черничку. Пошел обратно за стол и заглянул к Стече через плечо. Аккуратный почерк, как у отличника первоклашки, палочки, закорючки, наклон, как по линеечке.
Типовые драки, смерти от старости и проблемы с животиной Стеча не записывал. Но жизнь била ключом — драки, переломы, куча харассмента, который решался довольно безобидно — по лбу коромыслом и общественным подтруниванием.
Я старался следить за реакцией окружающих.
Гидеон среагировал на Лелю (как объяснила Банши — это не имя, а должность самой красивой девушки в поселении, которая на Красную горку на этой самой горке сидеть должна) и на сгоревшую баню, особенно, когда сказали, что женщина была знахаркой.
Многие на тот случай напряглись, а жена старосты даже скривилась. Яков только, наоборот, отмахнулся со словами, что это еще повезло, что одна баня. В прошлом году на этот праздник сразу две сгорело — типа не фига пьяным вениками разбрасываться и с огнем играть.
История с Третьяком еще была подозрительная, глазки у Данилыча так и забегали, и по ряду наводящих вопросов стало понятно, что конкурентом он был на пост старосты.
— Лады, если что вспомните, сразу докладывайте, — Гидеон встал из-за стола, — Час уже лясы точим. Стеча, сгоняй за моторкой, там Захар уже небось все себе отморозил, я пройдусь по острогу, с людьми пообщаюсь и на телеграф зайду.
— Поселим вас в доме охотников, думаю, Вячко не будет против, а Кондрату все равно уже, — Яков подошел к двери.
— Нам бы проводника, округу осмотреть, — мы с Банши переглянулись, стараясь не смотреть на Гидеона, а то не сидеть же здесь без дела.
— Только… — начал Гидеон, но Банши его оборвала.
— Знаем, брат Лука, — блондинка улыбнулась. — Не далее полета стрелы, все как ты учил.
— Щука с вами пойдет, — кивнул Яков, — не смотрите, что он молодой. Лучший следопыт из тех, кто остался.
Щукой оказался один из тех парней, что подъехал к нашей стоянке. Лет шестнадцать, веснушки, рыжий локон торчит из-под шапки. Худой, даже в овечьем полушубке, складывалось впечатление, что «берданка» для него как якорь, чтобы ветром не сдуло.