Самым крупным итальянским поэтом XIV века, несомненно, являлся Данте. Его “Божественная комедия” была написана на родном ему итальянском языке, а свое эпическое полотно о Рае и Аде он облек в пламенные строки, немедленно выдвинувшие итальянский на первое место среди европейских языков. Кроме того, им была написана и апология своего решения: в первом десятилетии XIV века – со времени начала работы над “Божественной комедией” – он создает высокоученый трактат “De Vulgari Eloquentia”, в котором защищает достоинства и выразительность родного языка. Семьдесят лет спустя, во время своего посещения Флоренции, Чосер уже мог питать надежду, что и английский способен возвыситься так же, как возвысился итальянский. Пребывание его во Флоренции еще больше укрепило в нем желание писать по-английски и сделать этот язык проводником и медиумом высокого искусства. Невозможно отрицать, что произведения, написанные Чосером по возвращении из Италии, свидетельствуют о могучем влиянии, какое имел на него пример Данте. Первая же изданная им после Италии большая поэма “Храм Славы” является почти пародийным подражанием великому итальянцу.
В период итальянских путешествий Чосера Петрарка жил в сотне миль от Флоренции – в Падуе, но слава о нем гремела по всей Италии. Петрарка был блистательным мастером, гигантом, с легкостью поднявшим статус поэта до уровня вождей и королей. Достаточно сказать, что он был увенчан лавровым венком в римском сенате и удостоен звания маэстро в Неаполе и Венеции. Неаполитанский король Роберт подарил ему дивный, обильно расшитый драгоценностями плащ как знак особого почета и своего преклонения перед поэтом. Таких знаков внимания со стороны королевских особ в Англии не удостаивался ни один сочинитель ни в то время, ни позже, но подобное превознесение заслуг Петрарки, несомненно, способствовало тому, что и Чосер стал воспринимать свое творчество не просто как занятие, но как поприще. Не имея перед глазами двойного примера Данте и Петрарки, он вряд ли посягнул бы на замысел столь масштабных произведений, как “Троил и Хризеида” и “Кентерберийские рассказы”. Созданием этих поэм он во многом обязан еще одному участнику итальянского поэтического триумвирата, также послужившему для него источником вдохновения, – Джованни Боккаччо. Троянский антураж любовной истории Троила и Хризеиды Чосер в значительной степени позаимствовал в боккаччиевском “Филострато”. Сюжетная канва “Декамерона”, где повествование ведется как бы от лица странников, послужила моделью для “Кентерберийских рассказов”, как это справедливо указывается исследователями. Имени Боккаччо Чосер ни разу не упоминает, видимо, нюхом чувствуя, что источник столь близкий и явный лучше утаить от публики. В “Кентерберийских рассказах” действительно можно обнаружить целые куски, перенесенные туда непосредственно из Боккаччо, но влияние великого итальянца на Чосера проявилось и в другом: последнему импонировало поэтическое многообразие Боккаччо, отразившее широту его интересов – эпос “Декамерона”, классическая мифология “Фьезоланских нимф”, рассказ о Тезее под названием “Тезеида”, любовный роман “Филострато” с местом действия в Трое и латинский текст, посвященный генеалогии языческих богов “Le Icnealogiis Deorum Jentilium”. Вдобавок в период чосеровского пребывания во Флоренции Боккаччо заканчивал работу, названную им “De Casibus Virorum Illustrium” (“О знаменитых мужах”, главой из которой английский поэт воспользовался для одного из “Кентерберийских рассказов”). Примечательно также, что в это же время Боккаччо готовился выступить во Флоренции с рядом публичных лекций о Петрарке.