Чосер

В течение десяти лет Перрерс являлась камер-фрейлиной королевы. Жена Чосера Филиппа также служила при дворе королевы. Благодаря своему замужеству Элис Перрерс вошла в круг богатых лондонских горожан. Близким другом ее был Ричард Лайонс, давний друг отца Чосера и непосредственный начальник поэта как сборщика мелких податей. Приятельствовала она и с Адамом де Бьюри, мэром, предоставившим Чосеру бесплатную квартиру в Олдгейте. Сама она также имела неплохую недвижимость в Олдгейте. В тогдашней повседневности, как мы это наблюдаем, вообще большую роль играли контакты и дружба в том виде, в каком их понимало Средневековье.

В данном случае нас интересуют отношения, связывавшие Чосера и Элис Перрерс, отношения, характер которых время и людская забывчивость делают не совсем ясными. В глазах общества, в котором он жил и действовал, Чосер оказался скомпрометированным. При этом Сесилия Шампейн приходилась падчерицей Элис Перрерс. Словом, как говорится, сам черт не разберется, или сплошная путаница. Мы можем предположить, что с Шампейн Чосер был хорошо знаком через Элис Перрерс. Ему было под сорок, Сесилии – чуть за двадцать и никак не больше.

На этом предположения заканчиваются, и наступает черед домыслов. Жена Чосера, служившая при вечно странствовавшем дворе, часто отсутствовала, и отношения Чосера с Сесилией могли упрочиться и перерасти в нечто большее, нежели случайная связь. Если Сесилия в какой-то момент решила, что ею пренебрегают, дурно обращаются с ней, если она почувствовала себя оскорбленной, скомпрометированной, почувствовала, что ее предали, ей оставалось лишь одно законное средство заставить Чосера признать их связь и его, Чосера, роль в ее жизни: она вольна была обвинить его в “насилии”, а после вынудить начать вырабатывать условия соглашения.

Три последующих документа еще более туманны: Сесилия Шампейн, возможно, оказалась беременна, в чем и убедилась за несколько промежуточных месяцев. Иск о “насилии”, таким образом, мог получить новую юридическую оценку, так как бытовало убеждение, что зачатие может произойти, только лишь если женщина пошла на контакт добровольно. Почему и возникло решение о выплате десяти фунтов, которые сочли достаточной компенсацией. Все прочие объяснения также следует отнести в область предположений.

Однако ребенок мог существовать. В позднейшем своем произведении, озаглавленном “Трактат об астролябии”, Чосер обращается к “младому Лоуису, сыну моему”, “достигшему нежных десяти годов”; в тексте указана и дата, соответствующих астрономических исследований и расчетов – 1391 год, а у нас нет оснований отрицать и создание в том же году самого трактата. Следовательно, маленький Льюис на свет появился в 1381 году, лишь через несколько месяцев после судебной тяжбы с Сесилией Шампейн. История интригующая, хотя и не совсем понятная. Во всяком случае, благодаря ей поэтические уверения Чосера, что при дворе Венеры он чужой и в любовном искусстве неискушен, приобретают несколько иную окраску: он не так прост, как о нем, может быть, думали ранее, а самая искренняя и чистая поэзия может обернуться фальшью.

То же может относиться и к убедительности в оценках общественных событий. Устройство бракосочетания Ричарда II с Анной Богемской шло как положено и продвигалось успешно, однако руки дочери последнего императора Священной Римской империи домогались еще два претендента – Карл Французский и Фридрих Мейсенский. В это время Чосер пишет поэму о трех брачных конкурентах, но спор переносит в птичье царство. Это обычный прием средневековой литературы – комически уподобить человеческое сообщество миру животных, комментируя тем самым дела людские; причем не обязательно с целью пародийной или сатирической, а чаще просто радуясь многообразию Творения. Начало “Птичьего парламента” – традиционно: автор погружен в чтение книги, “чьи словеса старинны”, но почувствовав изнеможение, ложится в постель. Он засыпает, и во сне ему является провожатый, который ведет его в храм Венеры. Все это так знакомо слушателям или читателям Чосера, что может быть воспринято лишь как бы личной его печатью, данью особенностям личного стиля, хоть и отданной иронически и полной самоиронии. Здесь Чосер вновь изображает себя певцом прекрасной возвышенной и утонченной любви fine amour и искусства ее, вовсе ему неведомого. По выражению его провожатого:

Тобою вкус любви утерян; так теряет
Способность различать оттенок пищи
Страдалец, мучимый болезнью, но все же,
Хотя борения любви оставил ты,
Однако можешь их наблюдать и видеть,
Как способен следить за поединком тот боец,
Который, одряхлев, сам к битвам непричастен.