Чрево Парижа. Радость жизни

Эта история очень потрясла чувствительное сердце Флорана. Юношу душили слезы. Он обнял и прижал к себе младшего брата; он целовал его, словно хотел вернуть ему привязанность, которой тот был лишен из-за него. Флоран смотрел на жалкие дырявые башмаки мальчика, на его продранные локти, грязные руки, на все это убожество, в котором жил заброшенный ребенок. Старший брат говорил малышу, что возьмет его с собой и они отлично заживут вдвоем. На другой день, разобравшись в делах, Флоран со страхом увидел, что у него, пожалуй, не хватит денег даже на обратный проезд в Париж. Между тем он ни за что не хотел оставаться в Вигане. Ему посчастливилось удачно продать лавчонку покойной матери и уплатить долги, которые постепенно накопились, несмотря на образцовую ее аккуратность в денежном отношении. После уплаты долгов у Флорана ничего не осталось, тогда сосед-мебельщик предложил ему пятьсот франков за мебель и белье покойной. Сделка оказалась выгодной. Молодой человек поблагодарил мебельщика со слезами на глазах. Он одел во все новенькое младшего брата и в тот же вечер увез его в Париж.

По приезде в Париж нечего было и думать о том, чтобы продолжать учиться в Школе правоведения. Флоран отложил пока в сторону всякие честолюбивые стремления. Он нашел кое-какие уроки и поселился с Кеню на углу улиц Ройе-Коллар и Сен-Жак в просторной комнате, куда поставил две железные кровати, шкаф, стол и четыре стула. С той поры он стал смотреть на брата как на собственного ребенка. Отеческие обязанности восхищали Флорана. Первое время, возвращаясь по вечерам домой, он пробовал заниматься с мальчиком, но тот был невнимательным учеником; у него оказались плохие способности, он плакал, жалел о том времени, когда мать позволяла ему бегать по улицам. В отчаянии, не зная, что делать, Флоран прекращал урок, утешал плачущего мальчика и обещал ему отложить ученье на неопределенный срок. А чтобы извинить такую слабость в собственных глазах, он говорил себе, что взял братишку не для того, чтобы мучить его. Старший брат твердо решил, что Кеню будет расти, не зная горя. Ему было бесконечно отрадно сознавать, что возле него живет этот пышущий здоровьем, не знающий забот ребенок. Флоран по-прежнему был худощав, всегда носил одно и то же потертое черное пальто; а лицо его начало желтеть – так действовали на беднягу жестокие шутки учеников. Кеню же становился настоящим круглячком, немножко глуповатым; он едва умел читать и писать; зато ему никогда не изменяло прекрасное расположение духа, наполнявшее весельем большую мрачную комнату на улице Ройе-Коллар.

Между тем годы шли. Флоран, унаследовавший самоотверженность матери, держал брата дома, точно ленивую взрослую девушку. Он не допускал его даже до мелких хлопот по хозяйству: сам ходил за провизией, сам чистил платье, убирал комнату, готовил кушанье. Это, по словам Флорана, отвлекало его от дурных мыслей. Обычно он был угрюм и считал себя злым. Вечером, возвращаясь домой, весь забрызганный грязью, с поникшей головой, измученный ненавистью чужих детей, молодой человек приходил в умиление от ласковых объятий толстого рослого мальчугана, которого он заставал за игрой: мальчик пускал волчок на полу комнаты. Кеню смеялся над неловкостью брата, когда тот делал яичницу или с серьезным видом ставил на плиту суп. Временами, когда, погасив лампу, Флоран ложился в постель, его начинали одолевать грустные мысли. Он мечтал продолжать изучение права и старался придумать, как бы выгадать время для посещения лекций. Когда это ему удавалось, он был совершенно счастлив. Однако незначительная простуда, продержавшая его неделю дома, привела в такое расстройство их бюджет и до такой степени встревожила Флорана, что он оставил всякую мысль об окончании курса. Его дитя подрастало. Он определился преподавателем в пансион на улице Эстрапад с жалованьем в тысячу восемьсот франков. Это было для него целым состоянием. Живя экономно, он мог откладывать деньги, чтобы пристроить Кеню. Флоран обращался с восемнадцатилетним юношей как с барышней, которой надо заготовить приданое.