Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов

Мне захотелось звякнуть тобой и Рильке в ответ… – В еженедельнике литературы и искусства «Читатель и писатель» ответ П. был помещен последним в ряду ответов А.Серафимовича, Л.Леонова, Г.Санникова, Н.Асеева, М.Козакова и М.Слонимского («Читатель и писатель», 1928, 11 февр., № 4/5, с. 4). Первая часть, посвященная писателям, начинается так: «В феврале 1926 года я узнал, что величайший немецкий поэт и мой любимейший учитель Райнер Мария Рильке знает о моем существовании, и это дало мне повод написать ему, чем я ему обязан. В те же приблизительно дни мне попалась в руки “Поэма Конца” Марины Цветаевой, лирическое произведение редкой глубины и силы, замечательнейшее со времени “Человека” Маяковского и есенинского “Пугачева”. Оба эти факта обладали такой сосредоточенной силой, что без них я не довел бы работы над “Девятьсот пятым годом” до конца. Я обещал себе по окончании “Лейтенанта Шмидта” свидание с немецким поэтом, и это подстегивало и все время поддерживало меня» (П-СС5, 219–220).

Поместили с почти трогательной оговоркой от редакции… – Оговорка, однако, относится не к приведенному выше пассажу, а ко второй части ответа П.:

«Теперь о читателе.

Я ничего не хочу от него и многого ему желаю. Высокомерный эгоизм, лежащий в основе писательского обращения к “аудитории”, мне чужд и недоступен. По прирожденной золотой способности читатель сам всегда понимает, что в книге делается с вещами, людьми и самим автором. Вдалбливая ему наши выдумки о том, что мы именно сделали и как этого достигли, мы не просвещаем его, а обеспложиваем. Кроме того, и из нас-то понимают толком, что делают, лишь те, которые делают очень мало и плохо, – основание для поучений довольно гнилое. Вызов к автору незаслуженно унижает читателя. Наши произведения должны и могут быть его личными сердечными событиями. Выводя читателя из его загадочной неизвестности на скудный свет наших жалких самоистолкований, мы трехмерный мир автора, читателя и книги превращаем в плоскую иллюзию, никому не нужную.

Вероятно я люблю читателя больше, чем могу сказать. Я замкнут и необщителен, как он, и в противоположность писателям переписки с ним не понимаю» (П-СС5, 220).

В помещенной ниже заметке «От редакции» говорилось: «Тов. Борис Пастернак, как это явствует из его обращения, занимает в отношении к читателям позицию, несколько отличную от той, которой держится ряд других высказавшихся писателей. Редакция предоставляет тем не менее и его соображения вниманию товарищей-читателей, рассчитывая, что эти соображения имеют право на уважение, ибо они вполне искренни. Это не лишает, понятно, нас права думать по вопросу, затронутому в соображениях тов. Б.Пастернака, иначе, чем он» (П-СС5, 603).

Представь, за тебя обиделся близкий мне человек, братний шурин, Н.Н.Вильям, – я тебе о нем однажды писал. – См. примеч. к п. 23.

…биографическая проза движется до чрезвычайности медленно… Матерьяльная необходимость заставила меня отдать в «Звезду» небольшое и до смешного незначительное начало. – Речь идет об «Охранной грамоте». Ее первая часть появилась в Зв, 1929, № 8.

Письмо 153

1190-3-18, 93 об.–94 (тетрадь Ц.).

Контекст в тетради: планы и первые наброски главы «Лебединая слободка» (поэма «Егорушка»).

…после землетрясения Мессины. Я тогда в Сицилии, сев в цинковую ванну, чуть не умерла от иной достоверности. – Разрушительное землетрясение в Мессине произошло в 1908 г. Ц. была на Сицилии ранней весной 1912 г.

С 1925 г. ни одной строки стихов. – Темы этого письма (кризис лирического творчества и его причины) повторялись, как минимум, еще в одном письме весны 1928 г. В MC зафиксированы следующие фразы из письма Ц. от 16.04.28: «Я привыкла к perpetuum mobile, к вечному шуму воды и вдруг тихо»; «Не потому не хочу, что не можется, а потому не могу, что не хочется»; «Что я могу тебе дать, когда я – не я? Не пишу тебе от стыда»; «Полюбила бы, поцеловав. И все хляби бы небесные разверзлись. Не хватило бы двух рук для стихов»; «Пока могу не – не надо: нужно не смочь не. Мне нужен ты» (1334-1-834, 35).

…всё же промчится скорей песней обманутый день. – Эта строка из Овидия, скорее всего, была памятна Ц. по сб. С.Парнок «Стихотворения» (1916), в котором она поставлена эпиграфом к четвертому разделу, а также завершает ст-ние «Если узнаешь, что ты другом упрямым отринут…» (1912).

Сейчас Егорушка по долгу чести. – См. примеч. к п. 135.

Карсавин Лев Платонович (1882–1952) – философ, в эти годы близкий к евразийскому кругу.