Чтение мыслей. Как книги меняют сознание

Несмотря на то что философия присутствует в ее работе и очень интересна сама по себе, существуют формы философии и восхищения ей, которые Агнес на дух не переносит. Из года в год ей становится все труднее сдерживать скепсис. Делёз и Гваттари, Деррида и Хайдеггер ей особенно неприятны. Еще в студенческие годы Агнес очень хотела понять и полюбить этих авторов, так как они крайне важны для некоторых из ее лучших друзей. С тех пор она раз в несколько лет погружалась в чтение их текстов. Однако спустя более чем двадцать лет Агнес все же пришлось признаться себе, что бóльшая их часть ей не нравится. Очень долго она думала, что неправильно понимает эти тексты. Но, даже если Агнес не видит всех тонкостей, она понимает достаточно, чтобы с полной уверенностью заявить: эти авторы играют в слова. Читателю внушается, что перед ним очень глубокие тексты. В них встречаются размышления обо всем на свете и хаотично использующиеся метафоры. Однако чистой аргументации нет, и ничто не описывается в точности. Язык авторов очень необычен. Иногда он представляется чересчур экстравагантным, иногда завораживает. С точки зрения эстетики и теории языка эти тексты представляют огромный интерес. Однако, по сути, это не что иное, как китч: они обслуживают пубертатную потребность в глубине, варьируясь по атмосфере от автора к автору. У Делёза и Гваттари это китчевые рассуждения о стаях животных, преступлениях и наркотиках. У Хайдеггера — о земле, древесине и лесе, языке и истоках. В случае с Деррида сложнее обосновать китчевость текстов, так как его язык сух и неметафоричен. В его работах присутствуют переходы, которые Агнес не может назвать ни истинными, ни ложными. На первый взгляд все кажется весьма логичным, однако при более детальном рассмотрении можно заметить, что эти переходы и представляют собой китч соединения, китч глубины поверхности. (Безусловно, в книгах всех упомянутых авторов встречаются и интересные идеи, но их недостаточно, чтобы оправдать этот китч.) По всей видимости, многих людей привлекают разные вариации китча. У Агнес же больше нет никакого желания продолжать попытки понять эти тексты. Она хочет внимать голосу разума, чувствовать ясность и видеть обоснованные аргументы. Этого так не хватает в современном мире: большего благоразумия, ясности и обоснованных аргументов.

Агнес любит своих друзей, обожающих творчество Делёза, Деррида и Хайдеггера. Впрочем, временами она чувствует себя рядом с ними чужой и одинокой.

Приятная дистанция

В течение учебного года Винфрид практикует функциональное чтение и при этом всегда спешит. Для своих статей он по возможности читает только необходимые ему места и с целыми главами знакомится только в случае необходимости. Работы студентов Винфрид тоже всегда читает по диагонали. Он старается как можно быстрее установить, понять и упорядочить причинно-следственные связи, а также, если в тексте позволяется что-то пропустить, с радостью это делает. При чтении любой работы он старается уловить стимулы и сигналы. Ему за последние годы удалось довести до совершенства эту технику скоростного чтения, однако она представляет собой нервный и неизящный подход.

* * *

Гораздо сильнее Винфриду нравится чтение во время отпуска — полная противоположность тому, как он читает в течение учебного года. Нет ничего прекраснее, чем жадно проглатывать один текст за другим: за десять дней отпуска Винфрид легко может прочитать десять книг. Подобное чтение позволяет ему расслабиться. Книги, само собой, должны быть хоть сколько-то интересными, иначе их трудно читать. При этом для Винфрида не имеет никакого значения, хорошую книгу он читает или, скорее, заурядную. Все тексты оказывают на него почти одинаковый эффект, создавая приятную дистанцию. Объект, о котором идет речь, удаляется — не посредством простого физического удаления, а благодаря возникновению нового понимания этого объекта и, следовательно, изменению отношений между ним и Винфридом. И это самое любимое его чувство, которое он испытывает во время отпуска: с помощью книг Винфрид дистанцируется от окружающего мира, который, с одной стороны, его безумно интересует, а с другой — нервирует и угнетает, когда очень сильно приближается. Благодаря лучшему пониманию тот или иной объект — а вместе с ним и весь мир — удивительно упорядоченным образом вступает с Винфридом в новые отношения. Подобное переосмысление очень редко оказывается связано с новым знанием, в большинстве случаев подтверждая то, что Винфрид и так предполагал, или предлагая более тонкий инструментарий для описания объекта. Зачастую уже известная Винфриду фигура мысли используется при исследовании новой области. Все эти формы наполняют его душу дистанцированной и дистанцирующей радостью. Так или иначе Винфрид предполагает, что фраза «Как интересно!» в большинстве случаев означает «Я всегда так и говорил в отношении этого вопроса. Совершенно очевидно, что то же самое справедливо и для данного явления!».

* * *