Чтение мыслей. Как книги меняют сознание

Однако Гизела и действует неправильно: ее руки, глаза и грудная клетка знают об имитации. Она все прекрасно чувствует. Ощущения слишком сильны, и у нее не получается понять то, что ей следует понять. Вероятно, Гизеле легче осознавать происходящее с живым телом – например, когда синапсы имитируют удар молотком. Возможно, синапсы Мириам устроены иначе. Возможно, они способны имитировать действия виртуального тела, которое существует независимо от реального. Тела, имеющего склонность к философской акробатике, которая заключается в том, чтобы вибрировать, светиться, быть чем-то пронизанным и выполнять одновременно множество различных движений. Тела, которое способно жить в полимодальных пространствах, не поддающихся воображению. Виртуального тела, настолько удаленного от реального, что у последнего от увиденного не начинает кружиться голова. Обладать подобным виртуальным телом со всеми его неизведанными, новыми ощущениями и парить в нем в полимодальных пространствах, вероятно, намного интереснее, чем пытаться понять Гегеля, текст которого (не исключено, что именно по этой причине) читает сейчас Мириам, в детстве мечтавшая стать цирковым артистом, а затем – архитектором. Гизела снова смотрит в книгу:

Но на деле эта достоверность сама выдает себя за истину самую абстрактную и самую бедную. О том, чтó она знает, она говорит только: оно есть; и ее истина заключается единственно в бытии вещи (Sache). Со своей стороны, сознание в этой достоверности имеется только как чистое «я»; или: я есмь тут только как чистый «этот», а предмет равным образом – только как чистое «это»[7] [6].

Гизела решает не совать нос не в свое дело и откладывает книгу Гегеля.

Каменная мозаика

Амина читает Донну Харауэй

Только что во сне Амина видела груды камней. Она отчетливо помнит перестановки каменных глыб, которые происходили в ее сознании всего несколько секунд назад. Ночью она неоднократно просыпалась: ей казалось, что мозг по-всякому вращает гигантские формации из камня. При этом он сильно напрягался, пытаясь установить между ними соединения, в результате чего они с шумом ударялись друг о друга. Каменные блоки оказывали сопротивление, были слишком большими и широкими, содержали выпуклости и углубления, которые не подходили друг к другу. До тех пор, пока – в самом неожиданном месте – форма не оказывалась меньше, чем первоначально предполагалось. Горная порода по краям становилась рыхлой и похожей по консистенции на мел. Тогда объекты можно было силой втиснуть друг в друга и объединить. Иногда они смещались вниз и, наконец, почти самостоятельно принимали правильное положение.