Чтение мыслей. Как книги меняют сознание

На самом деле Натали с удовольствием занялась бы каким-либо политическим вопросом. Чем-то актуальным – например, работами Ханны Арендт или Мишеля Фуко. Однако для получения необходимого финансирования ее специализация не подходит, поэтому Натали подает заявки в рамках своей традиционной темы, которой она в действительности уже совсем не хочет заниматься. Все кажется ей глупым и тяжелым. Однако по ночам тихий, дружелюбный голос регулярно шепчет Натали на ухо, что все снова будет хорошо, стоит ей оказаться внутри системы. Возможно, так оно и есть.

Любовь к истине

Грегор читает Фому Аквинского

Грегор читает, стоя за конторкой. Читает, лежа в парке. Читает, сидя за письменным столом. Он терпелив. Он меняет положение тела каждые двадцать минут. Каждый раз ему приходится концентрироваться заново. Грегор читает до тех пор, пока не становится рассеянным. Тогда он идет в душ или на прогулку. Затем продолжает чтение. Читая, он старается быть предельно внимательным.

Дело в том, что Грегор знает, насколько легко можно воспринять собственное мышление как должное и упустить все шансы на познание нового. Например, его коллега Энис много лет занимался текстами Фрейда и Лакана. С тех пор все его работы направлены на то, чтобы обнаружить в других текстах особенности, которые он интерпретирует в духе фрейдовского парапраксиса как указания на скрытые желания и влечения. Каждый текст становится для Эниса обманчивой поверхностью, под которой он слышит некий шум. Вместе с тем очевидный смысл от него ускользает. Еще радикальнее действует его коллега Андреас. Он учился мыслить вместе с Гегелем. При этом тезисы Гегеля не просто проникли в структуру его мышления. Нет, все обстоит куда сложнее: форма мышления Гегеля проникла к Андреасу в голову, став основной формой уже его мышления. С каждым повторением она все глубже укоренялась в разуме Андреаса и постепенно превратилась в последовательность действий, которую теперь постоянно воспроизводит его мыслительный процесс. О чем бы Андреас теперь ни говорил, он всегда приводит аргументы с позиции гегелевского снятия. Он не в состоянии сформулировать ни одну мысль, не выявив сразу же ее противоположность. Всегда и всюду он видит снятия, которые ведут на более сложный уровень. Андреас не считает это приобретенной стратегией. Напротив, он полагает, что именно так выглядит логическое мышление здравого человеческого разума.[18]

Похожие формы процессуальной слепоты наблюдаются почти у всех коллег Грегора. Даже те, кого он безмерно уважает, попадают в ловушку, сами того не замечая. Это пугает Грегора, так как он знает, что подобная слепота постоянно оказывает влияние и на него. В конце концов, он хорошо знает, что склонен быстро соглашаться или критиковать. И каждое из подобных скорых суждений – это автоматизм, который не рождает новое понимание, а воспроизводит мысли, уже неоднократно возникавшие в голове. Каждый из подобных автоматизмов представляет собой критически не осмысленное применение определенной формы мышления. И с каждым применением эта форма все прочнее оседает в памяти, начиная казаться ему более логичной и естественной.

Когда Грегор позднее замечает это, ему становится легче. Проблема заключается не в том, чтобы думать посредством той или иной формы мышления. Человек всегда думает при помощи некой формы по той простой причине, что он мыслит определенными понятиями, метафорами и движениями. Выбор формулировки – это выбор формы мышления. Проблема в том, чтобы считать используемую форму естественной.

И все равно, по существу говоря, Грегору очень досадно, что языковое мышление может существовать только в обличье определенной формы. Так все смешивается в кучу: постановка проблемы с языковыми привычками, мыслительными процессами, понятиями и метафорами, а также дискурсивными конвенциями. Сюда же добавляются намерения, чувства и бессознательные импульсы. Когда один человек размышляет над текстом другого, беспорядок в голове читателя умножается на хаос мыслей автора. Нет способа избавиться от формы мышления с присущими ей недостатками, ее можно только заменить другой формой и тем самым – иногда незначительно, иногда существенно – повлиять на содержание. Как это ни досадно, истину получается искать, конструировать и затем оценивать только при помощи форм мышления. Мышление всегда осуществляется в контексте частичной слепоты по отношению к собственным специфическим условиям и ограничениям. Иными словами, мышление коварно.