Аннетт осознаёт, что и другие центральные моменты в тексте не расписаны подробно. Раньше она этого не замечала, так как во многих местах – особенно в сносках – Бак-Морс выражает свои мысли предельно ясно, и поэтому почва не уходит у нее из-под ног. Но не везде. Так, Бак-Морс не говорит, как именно меняется учение о господине и рабе в связи с событиями на Гаити. Она либо не хочет четко сформулировать это, либо считает, что все и так понятно. Возможно, это и правда написано черным по белому, но Аннетт этого в книге не видит. Ей очень хочется знать, как теперь следует мыслить: взгляд на Гегеля должен вращаться вокруг некой центральной точки, но какой именно? Речь идет о гораздо большем. Разве все не говорят о том, что мимо Гегеля нельзя пройти? Что все так или иначе восходит к нему? Образ мыслей Аннетт, коллекция книг на полке и философский ландшафт в ее городе: все политическое мышление так или иначе зиждется на Гегеле. Не существует ни одного текста, который бы не отсылал к Гегелю или к литературе, которая ссылается на него. Можно утверждать, что его частица проникла во все тексты.
Однако мысль о том, что Гегель должен был думать о событиях на Гаити (но по политическим причинам не стал говорить об этом открыто), как полагает Бак-Морс, проникла не во все тексты. Нашло недостаточное отражение и то, что Гегель вполне мог пойти на это, поскольку были основания полагать, что его читатели и так заметят взаимосвязь. Во времена Гегеля события на Гаити были у всех на слуху, их следы отчетливо видны в известной каждому гегелевской диалектике раба и господина. Вероятно, слова Гегеля с каждым годом все менее ассоциировались с Гаити. Все чаще их воспринимали как внеисторические, чисто философские мысли (так мыслила и Аннетт до знакомства с книгой Бак-Морс). Гаити стал островом-призраком, неприкаянно дрейфующим по этому тексту, – чем-то, чье присутствие ты ощущаешь, однако не можешь понять скрывающуюся за ним силу. Подобный призрак – и в этом Аннетт твердо уверена – создает пропасть между читателем и текстом.
Все размышления, посвященные гегелевской диалектике раба и господина, должны рассматриваться сквозь призму событий на Гаити. Нужно изменить взгляд на все тексты, в которые проникли гегелевские тексты, и на все те тексты, в которые проникли тексты, в которые проник Гегель. (Позднее Аннетт приходит в голову мысль: возможно, это не относится к работам некоторых авторов, выступающих против расизма и колониализма. Вероятно, они с самого начала принимали во внимание исторический контекст.) Также и взгляд Аннетт должен измениться – мягко или радикально, она пока не может сказать. Если ей повезет, будет достаточно того, что она прочитала книгу Бак-Морс. Но далеко не факт. Аннетт кажется, что этого недостаточно.
Альтернативное знание
Из-за пандемии коронавируса Тимо удалось поехать на научную стажировку в США только под конец работы над диссертацией. Печально, поскольку там он обнаружил книги и каталоги, представляющие противоположную точку зрения на европейский нарратив перформанса. К политическим текстам, которые не встречались ему в Германии, относится, например, работа Дианы Тейлор «Перформанс» («Performance») – книга, заворожившая Тимо с самых первых страниц. При ее чтении создается ощущение, что Диана Тейлор – представительница дружелюбно настроенного к Тимо сообщества, в котором его всегда рады видеть. Тейлор не стремится продемонстрировать свою исключительность или раскрыть очередную вечную истину. Вместо этого происходит накопление альтернативного знания, которое становится общедоступным. Все размышления связаны с описанием реальных и политических перформансов. Во всем присутствует конкретика. Тейлор подходит к изучаемой проблеме очень нестандартно.